Письма без адреса. Глеб Пудов

то, что с таким трудом создавалось на протяжении восьми лет. Грустно, что всё это было бесплодно. Не хочется даже малейшего приближения к минувшему. Сейчас, с расстояния нескольких лет, видишь, что всё изначально было обречено, что оно лишь затемнялось, затушевывалось, смягчалось обстоятельствами, страстью, самообманом.

      Неужели и тут должна господствовать трезвость, рассудочность, – расчёт? Ведь жизнь тогда казалась совсем не такой, какой она была на самом деле… То есть, «а был ли мальчик?» Что чувствовалось как счастье, было ли таковым? Был ли я самим собой? Не было ли это сеном для осла (в Испании есть обычай: если осёл заупрямился и не идёт вперед, ему подвешивают морковку перед мордой, он тянется за ней и двигается в нужном направлении, и – alles in Ordnung)?

      В итоге я опять оказался «голым», хоть и обогащённым некоторым опытом. Печальным опытом.

      Про монаха-отшельника – так и есть. Создал себе келейку и живу в ней, поэтому вокруг меня никого нет. Вернее, рядом со мной. Нет Человека, людей-то много. А про просветлённость ты, конечно, погорячилась… Я ж не Будда, – простой уральский парень. И суета мира меня тоже касается. Ещё как… Но приятно за такую характеристику, спасибо (видишь, какой я суетный?).

      Сегодня я буду краток. Боюсь отпустить ручку в свободный полёт и напрячь твои зрение и мозги. Мне в этом смысле нельзя потакать. По интеллигентской привычке начну учительствовать и проповедовать, думая, что кому-то это надо и кому-то поможет. Как тот Франциск перед птицами. В итоге, как обычно, добьюсь обожествления и отчуждения. Как всегда… Посему буду заканчивать. Аминь.

      Г.А.

      P.S. Аллергия действительно на окружающую действительность. Ты, вероятно, права.

      Письмо 2. О Соловках

      Здравствуй, дорогая Энн!

      1. Лежу на ветхом мостике около Сергиевского скита на о. Большая Муксалма и пишу тебе эти строки. В некотором смысле, место это можно назвать краем Ойкумены, ибо возможность встретить здесь человека практически сведена к нулю.

      Птицы меня не боятся.

      Я не чувствую на Соловках хронических одиночества и безысходности. Недавно понял, отчего это происходит. Природа здесь такова, что я как бы присоединяюсь к общему хору безысходности и одиночества. И таким парадоксальным образом становлюсь частью целого.

      Природа здесь существует сама по себе, без человека она вполне представима. Этакий рай до того божьего акта творения, в результате которого мир получил своего разрушителя и осквернителя (то бишь человека; заметь, где человек, там нагажено во всех смыслах). Здесь яснее других мест на Земле чувствуешь, что человек – вовсе не царь природы. Он – очередной лже-Дмитрий, самозванец. Тут как бы нет времени. Разумеется, в посёлке есть изменения: новый дом построили, старый снесли etc., но стоит выйти за пределы посёлка, – всё, время остановилось.

      Вечность в чистом виде.

      Смотрю на облака, лёжа на спине. По красоте они сравнимы с вологодскими. Фамилия моя происходит