Лесная тетрадка. Ольга Евгеньевна Шорина

в понедельник, в одиннадцать утра. Завтра с утра с Сафроновым к главе на приём. Нину Павловну, завхоза администрации, надо найти. И президиум собирать. Подойдёшь к двенадцати?

      – Куда же?

      – В деревянную. Я буду у Сыроежкина. Сделаем рейд по озеленению, по вашему, по центру…

      Я не пошла, хотя сначала хотела. Отчим был в отпуске, и стал на меня орать, что это я пришла так рано. А я возьми да поехай в Мамонтовку.

      Какая же у этого посёлка замечательная энергетика, как он бодрит! На Кузнецком мосту, – это длинная вереница частных домов, – есть палатка «Свежий хлеб». И я купила там наши щёлковские «рожки сдобные», плотно запаянные в плёнку.

      Я шла по улице Мира, и мне было весело. Я ела хлеб на ходу, как Лиза из «Двенадцати стульев» – бутерброд с колбасой, купленный у уличной торговки. И я не переживала, как Лиза, что «есть на улице – неприлично».

      Я снова обошла дом своего отца с тыла, посмотрев на окна. Дальше был лес, а, не доходя до него – россыпь частных домиков и коттеджей. С левого торца – тоже домики, победнее. С правого – многоквартирный дом с «Автодором» на первом этаже.

      И вдруг из-под забора вылез … самый настоящий концлагерный заморыш, палевый щенок, который от голода так и не вырос. И я скормила ему оставшиеся два рожка, которые он по кусочку мгновенно заглотил. Никогда, наверное, такого и не пробовал. Хорошо ещё, что не издох, как польский подросток в «Тарасе Бульбе»:

      «Движимый состраданием, он швырнул ему один хлеб, на который тот бросился, подобно бешеной собаке, изгрыз, искусал его и тут же, на улице, в страшных судорогах испустил дух от долгой отвычки принимать пищу».

      И я решила, что теперь буду каждый день приезжать сюда кормить его. Не так уж это, в конце-то концов, и далеко.

      22 октября 1998, четверг

      Какая же я дура, что не пошла вчера к Лепёхиной!

      А теперь я не знаю, куда мне идти! Наша комната в киносервисе заперта! Я даже заходила к Галине Георгиевне домой, и её Димка довольно нелюбезно сказал, что общественная мама «будет после шести». Хотела позвонить Михаилу Викторовичу и уже дошла до библиотеки в своих тесных туфлях, и повернула обратно. Ведь оговорят сто раз!

      А тут взяла газету и увидела, что афишные тумбы, за которые Михаил Викторович так долго бился, отдали жирномордому Любимову! Даже слёзы на глазах выступили.

      В Мамонтовку съездила, щенка покормила. Он уже сам мне на встречу выбежал. И, оказывается, не надо делать такой крюк через улицу Мира и Школьную. В конце Кузнецкого моста есть удобный проход, только очень грязная дорога.

      23 октября 1998, пятница

      Сегодня побывала дома у Лепёхиной. Она сама открыла дверь и впустила меня.

      Она так расписывала свою квартиру, что я думала, что там ужасающая бедность и грязь («Мы сейчас меняем трубы!»), но жильё хорошо упаковано. Печка СВЧ, которой даже у Летовой нет! Кран на кухне, которым я не знала, как воспользоваться. Радиотелефон. Три комнаты, кровать «кинг сайз».

      Мимо меня продефилировала растрёпанная девица в розовом махровом халате (мама – в красном):

      – Здрасьте! –