Медийный город. Медиа, архитектура и городское пространство. Скотт Маккуайр

новых городских ландшафтов использует понятия «постмегаполис» или «экзополис», «подчеркивающие их внутренне противоречивую двусмысленность, их сущность “негородских городов”» (Soja 2000; Soja 2002: 95). Рем Колхас подытоживает эту трансформацию выражением «мусорное пространство»: «Мусорное пространство – это то, что остается, когда модернизация закончилась, или, точнее, то, что образуется, пока этот процесс идет, его отходы. У модернизации имелась рациональная программа: дать всем блага научного прогресса. Мусорное пространство – его апофеоз или крах <…> Мусорное пространство делает вид, что объединяет, но фактически раскалывает. Оно создает сообщества не на основе общих интересов или свободного объединения, а с помощью идентичной статистики и неизбежной демографии <…>. На каждого мужчину, женщину и ребенка оно нацеливается по отдельности, выслеживает, отрывает от остальных» (Koolhaas 2000: 161, 166).

      Полной утраты городского центра не произошло[16]. Но она, несомненно, породила то, что Бойер называет кризисом городского образа (Boyer 1999: 138): он все больше лишается «читаемости», о которой некогда говорил Линч (Lynch 1960). Вирильо выделяет несколько этапов нарастания этой «нечитаемости»: город утрачивает исторически сложившуюся целостность, прежние функции и, наконец, геометрическое пространство, с которым неразрывно связан урбанизм: «Город более не централизован, исчезает его осевая структура, и с этим первыми уходят в прошлое символические и исторические системы координат. Затем, когда промышленный аппарат и памятники утрачивают смысл, исчезает архитектоническая система координат. Наконец происходит важнейшее событие: крушение вековой категоризации и разделения физического измерения ведет к утрате геометрической системы координат» (Virilio 1991a: 30).

      Именно вытеснение «содержательного, сплошного и однородного пространства, унаследованного от классической геометрии» в пользу, как выражается Вирильо, «относительности случайного, дискретного и разнородного пространства» электронных медиа (Ibid., 35) наносит последний удар по пространственным парадигмам классической архитектуры и урбанизма. В этих условиях, утверждает Вирильо, мы вынуждены «находить другие, электронные средства оценки времени и пространства, не имеющие ничего общего с измерительными системами прошлого» (Ibid., 30). К сожалению, на практике Вирильо игнорирует эту задачу, предпочитая интерпретировать трансформацию городского пространства в основном как утраты и дезориентацию. Разговоры об «аннигиляции пространства и времени» становятся его стандартной риторикой[17]. Однако вытеснение классической геометрии и гуманистической архитектуры не равносильно исчезновению пространства и времени. Вместо того чтобы абсолютизировать эту утрату, я предпочитаю исследовать, как еще возможно концептуализировать пространство и время социального опыта и деятельности – в ситуации, когда прежние территориальные и медийные границы пришли в движение.

      Пространство отношений

      Внимание

16

Сассен указывает, что личные контакты продолжают иметь важнейшее значение в бизнесе, подкрепляя возникновение «глобальных городов», играющих роль командных пунктов мировой экономики (Sassen 1991). Однако основа процветания городского «ядра» сегодня стала намного уже, чем раньше: его преобладание в розничной торговле сходит на нет, а рабочие места перетекают в разбросанные «бэк-офисы», предоставляющие компьютерные услуги и услуги колл-центров на основе аутсорсинга. Вместо этого традиционный «городской центр» все больше характеризуется тем, что там располагаются важные учреждения вроде музеев, концертных залов и картинных галерей. За владение этой инфраструктурой, подпитывающей недавнюю волну «облагораживания» внутренних городских районов, идет конкурентная борьба в общенациональном и даже международном масштабе.

17

См.: McQuire 1999.