Нич Ниднибай. Леонид Фраймович

я с первого раза очень подружился и, кажется, навсегда.

      Уже даже на иврите «чирикаю». Пошёл у меня, удивительное дело, легко. Может, в хромосомах запомнился?

      Вы спросите: «Ну и что же было дальше?» Пожалуйста. Значит, так…

      Поковырялся я в оставленных прежним жильцом вещах. Нашёл много полезного, даже одежду, что мне неплохо подошла. Остался от него и компьютер, на котором, собственно, сейчас и «мемуарничаю».

      Но, самое интересное – я нашёл его записки и не смог преодолеть своего любопытства: прочитал их.

      А прочитав, был удивлён, насколько они подтверждали некоторые мои размышления, несмотря на то что, во многом, записи были очень личные. Ознакомление с записками бывшего жильца и послужило второй причиной, побудившей меня взяться за эти, извините, мемуары.

      Я позвонил той самой молодой женщине, что сказалась дочкой бывшего жильца и так помогла мне, и попросил разрешения подъехать к ней.

      Приехав же, я обнаружил, кроме моей замечательной девчушки-подружки, ещё двух птенцов: девочку и мальчика.

      Эти крохи тоже были очень хороши. Но у них было неизмеримо много дел: то поспать, то поесть, то поплакать, то наоборот… Ну, в общем, – не до меня им было…

      Пришлось раскрыть перед хозяйкой свою бестактность, то есть наглое чтение, без разрешения, записок её отца, – и удивиться её ответу: «Ничего страшного».

      Может быть, она их не читала?..

      Набравшись беспрецедентного нахальства, я попросил позволения напечатать эти записки в своих мемуарах в качестве иллюстрации к собственным размышлениям и получил согласие.

      Так что теперь вполне законно можно включить его записки в мои, так сказать, мемуары.

      Немного смущала странность записок в некоторых (весьма протяжённых) местах. Но из дальнейших расспросов дочки бывшего жильца я понял, что её отец всегда относился к жизни не совсем реалистично.

      Ну ничего… Состряпаю своё предисловие к его запискам (в шутливой форме, чтобы разбавить их мрачноватую тональность), эпиграфы подберу, добавлю, возможно, послесловие, и глядишь: впрямь мемуарами забрезжит, а может, даже и того посвирепей.

      Теперь же, не ко сну будь сказано, о моих философствованиях.

      С некоторых пор, по-дилетантски глубоко овладев специальной и общей теориями относительности и на той же глубине всяческой математикой (включая, вероятно, теорию вероятностей), квантовой механикой, физикой элементарных частиц, космологией, генетикой, историей и чёрт знает какими марксистско-буржуазными философскими течениями (от Гегеля, Энгельса, Льва Толстого, Пастернака и Бергсона до Стругацких и самого Жванецкого), я начал подозревать, что не всё так просто в этом мире, как объясняли сосед Рабинович с Ньютоном и Маркс с Лениным. Хотя и у них было достаточно неприятностей…

      Окончательно добил меня Иммануил Великовский, ибо после прочтения его книг я окончательно перестал понимать порядок сцен «человеческой комедии», а также зачем египтянам и евреям это всё надо было…

      Возьмём, к примеру, такую «простую» вещь, как наше «Я», в котором сами же