Хроники Нарнии. Вся история Нарнии в 7 повестях. Клайв Стейплз Льюис

она нырнула в проход, который казался теперь не загадочным, а самым что ни на есть будничным.

      Мы же с вами вернёмся к дяде Эндрю.

      Когда он шёл вниз с чердака, сердце у него билось как сумасшедшее, то и дело приходилось отирать лицо платком. Войдя к себе в спальню, он заперся на ключ и прежде всего полез в комод, где прятал от тёти Летти бутылку и бокал. Выпив какого-то неприятного взрослого зелья, он перевёл дух.

      «Нет, чёрт знает что! – повторял он про себя. – Какой кошмар! Я просто разбит! Это в мои-то годы!»

      Потом он налил ещё и выпил и лишь тогда стал переодеваться.

      Вы не видели таких одежд, а я их помню. Дядя надел высокий твёрдый сверкающий воротничок, в котором и головы не опустишь, белый жилет в цветных узорах, выпустив из кармашка золотую цепочку, достал свой лучший фрак, который носил только на свадьбы и похороны, и почистил лучший цилиндр. На комоде стояли цветы (их ставила тётя), и он сунул один в петлицу, а в кармашек, расположенный повыше того, с цепочкой, положил носовой платок (теперь таких не купишь), покапав на него сначала мужскими духами. Потом, вставив в глаз монокль с чёрной лентой, дядя Эндрю подошёл, наконец, к зеркалу.

      У детей, как вы знаете, одна глупость, у взрослых – другая. Дядя Эндрю был глуп в самом взрослом духе. Теперь, когда колдуньи рядом не было, он помнил не о её грозном виде, а о её красоте, и думал: «Да, скажу я вам, всем женщинам женщина! Перл природы!» Кроме того, он как-то забыл, что привели её дети, и очень гордился, что колдовством выманил такую красавицу.

      – Эндрю, – сказал он своему отражению, – для своих лет ты совсем… э-э… Прекрасная внешность… Породистая…

      Понимаете, он возомнил по глупости, что колдунья влюбится в него. Зелье на него повлияло или одежда, но он охорашивался всё больше. Он был тщеславен как павлин, потому и стал чародеем.

      Наконец он отпер дверь, послал служанку за кебом (тогда у всех была масса слуг) и пошёл в гостиную. Там, как и следовало ожидать, тётя Летти у самого окна чинила матрас.

      – Понимаешь, Летиция, душа моя, – беззаботно начал он, – мне надо выйти. Одолжи-ка мне фунтиков пять, будь добра.

      – Нет, Эндрю, милый мой друг, – ответила тётя, глядя на матрас. – Я тебе много раз говорила, что денег не дам.

      – Не будь такой мелочной, душенька, – сказал дядя. – Это очень важно. Без них я окажусь в глупейшем положении.

      – Эндрю, мой дорогой, – сказала тётя, глядя ему в глаза, – как тебе не стыдно просить у меня денег?

      За словами этими таилась скучная взрослая история. Впрочем, сообщим, что дядя «вёл дела дорогой Летти», сам не работал, тратил очень много на бренди и сигары и добился того, что она стала много беднее, чем тридцать лет назад.

      – Душенька, – сказал дядя, – пойми, у меня непредвиденные расходы. Будь человеком… Мне надо принять одно… э… лицо…

      – Это кого же? – спросила тётя.

      – Очень важную гостью. Она, понимаешь ли, появилась… э… неожиданно…

      – Что ты мелешь! – воскликнула тётя. – Никто не звонил в дверь.

      Тут дверь