Созвездие Кита. Орбиты. Сборник стихов

спустишься – был весь бархатный:

      В сердце – каюта мягкая. Волны

      В окна – стаккато на дне стакана

      Бурей сахарной. Что ж так солоно?

      Отчего же тогда так солоно?

      Ты ли, бросавший якорь у города,

      Каждому влезть на хребет норовившему, —

      Ты ли протягивал мостики, гордый

      Тем, что хоть плюнет – и ты простишь ему…

      Где же теперь закалённые стёкла?

      Что закипает в твоих котельных? —

      Ночь по колено. На палубе блёклой

      Доски в царапинах знаков нательных.

      Был ведь живой! – только корпус китовый

      Сдавленно стонет. И в иглах белых

      Льда, и в липучей копоти трогаю

      Больше не крейсер – чужое тело.

      Рана сплошная – смертельно усталое, —

      Нет в голове ни царя, ни матросов…

      Окажись ты способен на самое, самое малое! —

      Не осталось мостов, говоришь,

      Неужели и тросов

      Нет? Я же выведу, высушу, вытащу!

      У меня рука – золотая, лёгкая, нежная…

      Залатаю, смотри, залатаю тебя, и быть ещё

      Сотне рейсов, семь футов под килем – и всё по-прежнему!..

      Кроме, разве что, шрама и шва

      Белой нитью на чёрном теле.

      «Спи, – говорю полушёпотом, —

      Спи, сновидец, в своей постели.

      Спи, русский крейсер…» А что потом?

      Птицы отпели.

      Пепел метели у ног,

      я в головах,

      и заря в небосводной наледи.

      Не выходя за порог, не являясь на люди,

      Пляшет, бесшумный, <…>

      Воздух, молочный, парной,

      Луч, оживший

      на скользкой палубе.

      hv

      В открытый космос форточка сквозит.

      Блокадный Звездоград вовсю бушует.

      Пальто и паспорт – только реквизит,

      Играю на Земле свою, большую.

      Сливаясь с чужеродным веществом,

      Почти могу поверить в жизнь до смерти;

      Что сущее измерено числом

      Дней, отведённых отроду планете.

      Но я из тех, чей стар как мир рукав,

      А в рукаве припрятан свет Сверхновой.

      Кто, всё до кванта крайнего отдав,

      Последний атом

      вкладывает

      в слово.

* * *

      При свете фонаря-подсвечника

      Я пересчитываю косточки

      У поездов на позвоночниках.

      Пришли когда-нибудь мне весточку!

      Пиши немного, неразборчиво,

      Размашистым, неровным почерком, —

      Письмо не с голубем, а с ласточкой,

      Не ранним утром – поздним вечером.

      Я буду с нежностью беречь его,

      Письмо ребёнка, мирно спящего

      В твоей груди. Живого. Вечного.

      Антон Аносов

* * *

      Никто не забыт, ничто не забыто.

      На мраморных плитах, на теле гранита

      Бессмертной солдатской наколкой набито:

      «Никто не забыт, ничто не забыто».

      Мы помним, а значит, не нужно иного –

      Две рюмочки водки с кусочком ржаного.

      Помянут