Созвездие Кита. Орбиты. Сборник стихов

по дну, песчинки влезают под ногти

      Старой заезженной песней. Пусть не до песен,

      Но всё равно что-то крутится, что-то, вроде:

      «Холодно, пусто и весело».

      Крепко хватаешься – мимо, бросаешься – мимо,

      Кажется – нахрен утонешь во всём этом месиве,

      Хочешь отлив. Вспоминаешь, что перед отливом

      Холодно, пусто и весело,

      Злишься… А злоба – одно, что останется значимо.

      Время пройдёт – там и злоба покроется плесенью.

      Это затем, чтобы не приходилось откачивать.

      Холодно. Пусто. И весело.

* * *

      Постапокалипсис – это если

      Время не топчется и не мнётся,

      А протекает меж пальцами вместо

      Воды из-под крана.

      Постапокалипсис – колкий ветер,

      Занял нагретое место под солнцем

      Вместо тебя, вместо всех, кто метил.

      Бледный подранок

      Выползет из канавы вряд ли.

      Пятна следов заметает пылью.

      Это не первое января

      И не сон под веками,

      Постапокалипсис – это значит,

      Не было тех, кто, конечно, были,

      И не подранок в канаве плачет –

      Здесь плакать некому.

      Постапокалипсис – это кто-то,

      Тот, кто не может не отзываться,

      Не отзывается через холодное,

      Доброе, вечное.

      Постапокалипсис – чёрный ноготь

      На обмороженном белом пальце.

      Постапокалипсис – это не впроголодь,

      А незамеченно.

      Только не думай, кого на колья,

      Кто и зачем заварил эту кашу,

      Тут никого и никто не неволил.

      Белого цвета

      Хаты, нарочно зависшие с краю.

      Постапокалипсис – это страшно.

      Только никто никогда не признает,

      Что мы уже там.

* * *

      Я лежу и рассматриваю под потолком

      Непонятное и невнятное, ни о ком

      Толком – просто обрывки сюжета вскользь и

      Беседую с лампочкой, которая знает Морзе:

      «Г-д-е-т-о-т-ы-т-у-т».

      Отвечаю ей полифонией:

      – Не глупи, посмотри – все эти сюжеты мои, или

      Будут моими, были моими, но знаешь, я

      Так хочу и стараюсь, но до конца понять

      Не могу – кто я, где я, какое мне место в них…

      Лампочка замолкает и больше не говорит…

      Никакого ответа, что приводит к привычной панике,

      Только утро опять отражается в нити накаливания,

      Под спиною иголки разбудят меня, и вот уже

      Разгоняется несмолкаемый шторм под кожей.

      И когда, примиряясь с этим, шагну под шквалистый

      Недозимний, переосенний ветер – останется

      Только тусклая дробь, сигнал:

      «Н-и-ч-е-г-о-н-е-б-о-й-с-я».

      Это лампочка благословляет меня на Морзе.

      Пётр Хазановский. Пётр Кифа

      Santa Golyanovo

      От старого пруда пахнуло илом,

      Вода стоит, как плавленый гудрон.

      Потухший дом торчит большим зубилом.

      Свет