Ведьмино колечко. Евгения Черноусова

записал… Крамер Эдуард Петрович.

      Послышался крик Любови Михайловны:

      – Наташа! – видно, она отбирала у него трубку, потому что послышался стук. – Ты что, Пашка? Не Крамер, а Кремер – это сын Екатерины Семеновны! Что же ты мне, паразит, о нем не сказал!

      Снова в кульминационный момент кончилась карточка.

      После обеда я снова бреду по проспекту Революции. Теперь Воронеж уже не кажется мне неопрятным. Легкий морозец, снежок прикрыл изъяны на дороге, а здания здесь великолепные. Правда, давно не ремонтированные. Жую шоколадку, радуюсь жизни. Стоящая на остановке женщина глядит на меня злобным взглядом. Что это она? Поворачивается, отходит. А, вон оно что! Покупает «Сникерс», разворачивает и впивается зубами. Соблазнила я ее! Фигура типа моей.

      Захожу за карточкой. Некоторое время колеблюсь, потом подхожу к телефонной будке и звоню. Отвечает женский голос. Приглашает Кремера к телефону. Мужчина спрашивает, далеко ли я, и куда мне перезвонить. Я теряюсь, потом сообщаю, что я где-то на проспекте Революции. Он говорит, что не может выйти ко мне, болеет, может, я к нему зайду, коли уж проделала такой долгий путь? Я смеюсь:

      – Ну что вы, Эдуард Петрович, я в Воронеже уже почти две недели. А сегодня домой позвонила, и сосед мне сказал, что вы заходили. Никакой спешки, у меня билет на первое. Выздоравливайте, я перед отъездом позвоню!

      – Наташа! – орет он. – Не клади трубку! Пожалуйста, зайди!

      – Ну ладно, – уступаю я, хотя идти в незнакомый дом побаиваюсь. – Давайте адрес.

      Добираюсь пешком. Открывает эффектная дама с хорошей фигурой (явно шоколадки на улице не ест!). Раздевшись и разувшись, прохожу в комнату. Эдуард Петрович оказывается невысоким лысоватым мужиком с крючковатым носом и черными глазами. Какой-то у него вид недобрый, поэтому я спешу сократить время общения:

      – Здравствуйте, Эдуард Петрович. У меня хранятся все вещи бабушки Кати, фотографии и документы. Наверное, вы хотели бы что-то забрать на память?

      Он некоторое время меня разглядывает с недоумением, потом говорит:

      – А ты на нее здорово похожа. И что как неродная по отчеству зовешь? Ты что, не знаешь, кто я?

      – Любовь Михайловна сказала, что вы сын бабушки Кати.

      – Ничего себе! – слышится сзади.

      Я оборачиваюсь. Несомненно, хозяйка дома – дочь Эдуарда Петровича. Те же черные глаза и крючковатый нос, тот же овал лица. Странная внешность, привлекательная и отталкивающая одновременно. Отталкивающая еще и потому что вид, как и у отца, недобрый. Надо отсюда побыстрее линять:

      – Так какие у вас вопросы?

      – Слушай, а кем тебе бабушка Катя приходилась, ты хоть знаешь?

      – Родственницей…

      – Значит, и я тебе родственник?

      – Да? – теряюсь я.

      – Бабушка Катя тебе родная бабушка.

      Я в ступоре. Не помню, с закрытым ли ртом я сидела.

      – Да отец я твой родной, догадливая ты моя!

      – Бабушка мне ничего не сказала… – растерянно бормочу я.

      Мы трое молчим: Кремер – полулежа на диване, я на краешке кресла, дочь Кремера