Невеста для виконта. Эмилия Остен

тот ушел, возвратился через несколько минут и что-то сказал шепотом. Мачеха недовольно поджала губы, затем вымолвила:

      – Святой отец сегодня не будет завтракать с нами. Помолимся же без него.

      Отец и вовсе не обратил на все это внимания: он в последнее время был озабочен делами в Шампани и потому словно отстранился от нас всех. Мы ему мешали.

      Я пробормотала привычную латинскую чепуху. Магический язык эта латынь! Этакая ступенька понимания между тобой и Богом, набор заклятий, которыми опытные маги – священники – завлекают в свои сети неприкаянные души. Еретическая мысль. Я опустила глаза и принялась за кашу.

      Когда завтрак завершился, я подождала, пока отец и мачеха покинут столовую, и поманила Дидье. Тот подошел, почтительно склонился, обдав меня луковым запахом.

      – Почему отец Реми не пришел к завтраку?

      – Он неважно себя чувствует, госпожа.

      Я кивнула и отпустила его. Неужели отца де Шато серьезно задели во вчерашней схватке, а он ни слова не сказал мне? Впрочем, почему бы он должен говорить со мною о таком. Я женщина, он мужчина и священник; наши миры вращаются далеко друг от друга, лишь изредка соприкасаясь. И тем не менее я беспокоилась за него. Если он получил рану, то сделал это, защищая меня и Мишеля. За это следовало отблагодарить, хотя бы вопросом.

      Я вышла из столовой и направилась прямиком в капеллу; юбки домашнего серого платья еле слышно шуршали, когда я поднималась по ступеням. Дверь, громко скрипнув, отворилась. Сегодня солнце не высовывалось из-за туч, и в прохладном сумраке капеллы воздух, казалось, танцует с инеем. Я прошла вдоль стены, остановилась у низкой двери и постучала. Подождала немного, постучала еще раз. Нет ответа.

      – Преставился он там, что ли? – пробормотала я и толкнула дверь.

      Та открылась, на сей раз без скрипа, впуская меня в узкую длинную комнату, где и вовсе было темно. Окно оказалось закрыто ставнями изнутри, свеча не горела, так что я смутно видела грубый стол, стул рядом с ним, ширму и шкаф в углу, кровать под простым тканым пологом и темную фигуру на ней. Я шагнула дальше, закрыла дверь и поморгала, привыкая к темноте. Между ставнями все-таки оставалась узкая щель, пропускавшая лезвие пасмурного дневного света.

      – Отец Реми, – негромко окликнула я.

      Фигура пошевелилась.

      – Я же просил меня не беспокоить, – очень тихо произнес он. – Ну, раз уж вы здесь, дочь моя, постарайтесь говорить негромко.

      – Вы ранены? – спросила я без обиняков.

      До меня долетел негромкий смешок.

      – Что вы. Нет. У меня мигрень. Единственная слабость, которую я в себе не уничтожил.

      – А все остальные уничтожили? – полюбопытствовала я.

      – Надеюсь, что да.

      Не дожидаясь приглашения, я приблизилась и остановилась в двух шагах от кровати. Отец Реми лежал на спине, прикрытый лоскутным одеялом, на лбу его белела льняная тряпица. Мокрая, наверное. Пахло здесь все тем же ладаном и воском – наверняка тянуло из церкви. Очень достойно: просыпаешься и сразу чуешь, что служишь