Море Нопы. Анника Гуль

она пыхтела надо мной и смотрела подозрительно, как недавняя чайка на берегу, это начало раздражать. Я попросила воды. Она хмыкнула, но вышла на кухню и вернулась со стаканом.

      – Какая вкусная здесь вода, – сказала я, напившись.

      Тут она ухмыльнулась и ответила:

      – В прошлом году нашли кишечную палочку. Каждый год что-то находят.

      – Что еще интересного в вашем городе? – спросила я невозмутимо.

      – Для тебя – ничего.

      Это уже было вызовом. Я села на стул и заявила: никуда не пойду, финита. Наконец-то! Ее челюсть качнулась в подобии живой гримасы. Она захлопала ресничками под толстыми линзами очков и повысила голос:

      – Мы не сдаем комнаты, сколько повторять!

      – Я и не прошу сдать комнату. Для такой просьбы у меня нет денег. Говорю же – я утопила вещи, спасла только телефон, да и то, кажется, не совсем спасла.

      – Меня это не волнует, – сказала она с кислым видом.

      – Правильно, зачем волноваться? Я просто поживу у тебя, спать буду вон там, чтобы по утрам видеть море.

      – Я что, в дурном кино? – попробовала она соригинальничать.

      – Немножко поживу. Ты ведь все равно одна.

      – Да с чего ты взяла, что я одна?! – взорвалась она.

      – Ты одна, потому что твоя мать сейчас в очередном походе, – сказала я. – В походе за женским счастьем, ага?

      Губы девчонки некрасиво скривились. Где же она откопала эти жуткие очки, стянула у Остина Пауэрса? Она оглянулась, словно ища помощи у родных стен, яростно поскребла плечо. Точно, у Риты Нопы нервный зуд. Я скатала салфетку шариком, бросила в пепельницу и сказала:

      – Твоя мать собралась замуж. Все началось с курортного романа в Старой Бухте, а потом – раз! – и завертелось, ее избранник захотел на ней жениться и позвал к себе в Питер. Она решила попробовать, не век же одной куковать, а он мужчина приличный, – Рите совершенно необязательно было кивать, я продолжала свой рассказ, уверенная в том, что попадаю точно в цель, – А тебя она оставила дома. Но ты же большая девочка, правда? Поживешь пока одна, там что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем.

      – Слушай, ты кто такая? – спросила она наконец, изо всех сил пытаясь вернуть рыбье хладнокровие.

      – Можешь называть меня сестрицей, – сказала я. – Твоя мать уехала в Питер к моему отцу. Здравствуй, Гита!

      Мат индийским слоном. Она закрыла очки ладонью, тут же отняла, проговорила просто и устало:

      – Вот задница. Сразу не могла сказать?

      Я воодушевилась.

      – Хорошо, что все тайное становится явным. Теперь ты позволишь сидеть рядом с тобой за твоим маленьким столиком, есть из твоей тарелочки и спать в твоей кроватке? Если позволишь, я нырну на дно и достану тебе золотой шарик.

      Она, конечно, немного расслабилась, но не скажешь, что была рада. Ей все это не нравилось. Болотной ряске тоже вряд ли нравится, когда ее тревожит наглая цапля.

      – Хватит кривляться, – сказала она. – Не люблю, когда кривляются. Как тебя зовут на самом деле?

      – Ламбада, – ответила я.

      – Зачем ты приехала?

      – Познакомиться.

      – Зачем