Движение образует форму. Елена Макарова

Что за отстойник?

      – Там содержатся дети, чьи родители под следствием, но еще не осуждены. Я туда хожу на добровольных началах.

      – У нее муж – бизнесмен, – объясняет Таня, – хочет, чтоб Катя баклуши била. Увидишь еще, как она рисует и как ее любят дети!

      – Елена Григорьевна, угощайтесь! – женщина с темными курчавыми волосами (типично семитская внешность, и тоже с крестиком) подносит персики. – Я вообще-то тут чужая. Прочла ваши книги и напросилась в поездку. У меня непростой случай, – показала она на стоящего поодаль юношу. – Вы о таких писали…

      «Случай» приблизился к нам.

      – Толя, это Елена Григорьевна, мы едем к ней на семинар.

      – А руль она мне сделает? Я хочу руль!

      В автобусе мы поменялись местами – Таня уступила место Толе, а сама села рядом с его мамой. Маленький мальчик, которому я сделала руль, вертелся около нас с Толей. «Российская газета» уже была свернута в большую баранку, так что теперь у нас было два руля – от игрушечного автобуса и от почти что настоящего. Толя посадил ребенка себе на колени, и они рулили вместе – шумно, но миролюбиво. То, что Толя время от времени странно дергает головой, ребенка не смущало. Дети спокойно относятся к такого рода отклонениям.

      Разразилась гроза. Автобус плыл по водам.

      – Рули быстрей, – волновался малыш, – а не то застрянем посередь чиста поля…

      Толя рулил быстро. Баранка доживала последние секунды. Таня подкинула мне «Труд», и мы совместными усилиями сделали новый руль – прочнее прежнего.

      Хляби раздвинулись, блеснуло солнце.

      Валдай. Густой лес. Мириады меленьких мошек, как капельный душ, взбалтывают воздух, и он дрожит перед глазами. В ушах стоит зуд, в носу щекочет. Машу руками, как мельница, – нет, этого не выдержу.

      Из кустов на нас надвигается огромный человек, движениями напоминающий заводного медведя, за ним женщина, кричит:

      – Петя, Петя, иди ко мне!

      Еще один больной, лет тридцати. Толя бросается к нему, они обнимаются и падают в траву.

      Оказывается, где-то в глубине леса обитают летом социально опасные больные, они живут в деревянном домике со своими мамами под присмотром воспитательниц и медперсонала. К нам они ходить не будут.

      Наш дом на вырубке, в нем мы будем заниматься и трапезничать, около него и разобьем палатки. Спать я буду в доме, мне дадут спальник. Или даже два. Дом еще холодный.

      Все что-то носят из автобуса в помещение, а я стою где стояла, сражаюсь с мошками. Уже не понять, кусают они меня или это нервный зуд.

      Таня отводит меня в дом, опрыскивает аэрозолем.

      – Адаптируйся, – говорит она и уходит за очередной порцией вещей.

      Места много, заниматься есть где. Но этот зуд… Я вся распухла, нёбо, горло… Может, уехать этим же автобусом в Москву?

      Таня втаскивает в комнату тяжеленный мешок.

      – Материалы для занятий! Есть еще один. Все в комнату сложим, а вечерком рассортируем. Рулонная бумага, все как ты просила.

      Чтобы не мозолить всем глаза,