Вещность и вечность. Елена Макарова

за малышами был особенно тщательным, однако, по свидетельству педагога Ирмы Лаушеровой, «малыши крайне болезненно реагировали на гетто: частое пробуждение, апатия, значительная потеря в весе (больше, чем должна была быть при таком рационе), агрессивность. Некоторые расцарапывали себе кожу, пинали и колотили друг дружку. Плач часто переходил в истерику. Дети испытывали острейшую нужду по физическому теплу, прятались у нянечек под юбками. Иные отталкивали своих матерей, возвращающихся с работы. Разве может малыш понять, что мать оставляет его не по доброй воле, что она не способна дать ему то тепло, к которому он привык дома. Многие дети постоянно мочились в постель, после чего пускались в рев, брыкались, трясли руками и головой – типичные проявления фрустрации. Потребовалось немало времени, чтобы научить их играть с предметами: с куклой, лоскутками, веревочками, полотенцем, палочкой, игрушечным мячиком».

      В Терезине ни один ребенок не умер от голода, хотя голод помнят все. «Встаешь утром – голодный, ложишься спать – голодный. Мы ели все, что только можно: траву, мороженую морковь, которую находили в земле»[19].

      В качестве наказания за проступки нацисты устраивали в лагере «Лихтшпере» отключение света на несколько недель, а то и дольше. Для детей это было тяжелым испытанием.

      Как, снова Лихтшпере?

      Что за издевательство!

      Или кто-то

      над нами шутит?

      Кто это сказал?

      Ты? – Нет, не я.

      Лихтшпере —

      можно в темноте

      повалять дурака.

      А как? Да вот так:

      Немного побаловаться,

      Подраться и поиграть,

      чего-нибудь рассказать,

      напроказить, расхохотаться,

      кому-нибудь наподдать.

      Всё. Устали, стихает возня.

      Эрвин песенку напевает

      о маленьком домике,

      о дворе, огородике,

      о милом ребеночке,

      об игривом котеночке,

      о мягкой постельке,

      о теплой печурке,

      о дающем тепло угле,

      лежащем в огромном ящике, —

      о о о о о о о о о о о о о

      о домашнем уютном тепле.

      И тут наступает глубокая тишина.

      Огромная тишина, полнейшая

      тишина.

      Не морозит тебя тишина?

      Нет-нет, не морозит.

      Не холодит тебя тишина?

      Нет, не холодит.

      Жаром сердца, дыханьем своим

      делятся между собой друзья, —

      вот и душа в тепле.

      И вдруг приходит на ум:

      ведь ты до сих пор не знал

      и понял только теперь —

      Стужа за дверью и всюду тьма

      нечеловеческой злобы.

      А здесь – тепло. Здесь ЧЕЛОВЕК.

      Здесь люди,

      а там – лишь звери впотьмах,

      здесь ЧЕЛОВЕК – и не стыдно

      плакать у всех на глазах.

Аноним

      Нелли Сильвинова (21.12.1931—4.10.1944). «Подарки под елкой». 1943.

19

Из интервью с Петром Харрингером. Модеста, США, 2002.