Как белый теплоход от пристани. Сергей Осмоловский

любимой, и вечерние встречи по своей теплоте походили на предложение руки и сердца. А Она после приветственных объятий, поцелуев, цветов и слов смотрела на него полными слёз благодарности глазами, в голове носилось: «Любимый… Ты – мой единственный!.. Господи! спасибо тебе!.. Спасибо…»

      9 марта

      Что может принести год, начавшийся гибелью близкого друга? Как там говорится: «Что ни делается – всё к лучшему»? Хм, интересно, к чему же такому «лучшему» это может привести. К депрессии? Снобизму? Самоизоляции? Чувствую себя разделанной лягушачьей тушкой на блюде. Обнажённой до того предела, когда самое щадящее дуновение пробегает болью по голой кости. Что это? Критический возраст? Очередной этап подведения итогов прожитого и нажитого? Просто дурное настроение?

      С утра до ночи занимаюсь самым неблагодарным делом: ищу Человека. Бесплодные поиски приводят к истощению. Устаю сильнее, чем после ночной разгрузки вагонов худыми руками студента. Ну разве многого я требую? Разве многого? Да и не требую я, а – прошу. Умоляю. Мне бы только чувств да ответственности, да благодарности к богу за щедрость на таланты. Да ещё людской увлечённости хоть в чём-то. Увлечённости, а не безразличия, как на лицах в метро: неживых, тупых, бездеятельных, с глазами, полными приобретённого скудоумия. Ведь ничего же, ничего проникновенного для таких не найдётся. Им и судьбина бездомных мальчишек интересна лишь в вопросе сканворда: резвая ручка тут же напишет по вертикали ответ – «беспризорник».

      Сидят, тупят и перемещаются, как холестериновые частички, которых кровь сама несёт по сосудам. Искусственные и безынициативные. Они для жизни, что пугало для птиц: вроде и поза есть, и руки расставлены широко, и выражение лица таинственно сокрыто под соломенной шляпой, но в движение способно прийти, лишь когда ветер задует. Да и не тот ветер, что ветерок-безобразник, а тот, что ураган, который разметёт в клочья ветошь их голов, повалит и шарахнет оземь, вырвав их гнилое корневище… Сами умирать они, естественно, не хотят. Цепляются за жизнь, за своё право быть ничтожеством с упорством вирусных бактерий. И пары умудряются создавать! Бледные, скучные, обречённые на безмолвное затухание в беспощадных бытовых страстишках, выращивают потомство под светом телевизионного экрана и в тепле стоптанных домашних тапок.

      А я – нет. Я хочу эмоций, ощущений. Чувств-с желаю я! Я не хочу покоя лежачего камня, я хочу восходов—закатов в душе. Хочу, чтоб цветы в ней распускались. Чтоб ветер срывал и разносил их семена по полянам!..

      Скажете, это много? Да нет же! В самый раз. Не мечта какая-нибудь из розовых снов гимназистки, а реальное предназначение, для которого нас рожали мамы – быть счастливыми. Но слишком много всего произошло, и мы, наверное, разучились это делать, а подсмотреть у других нам не хватает ни ума, ни инициативы. А это ведь так просто – быть счастливым. Спросите у итальянцев! За их умением легко жить незаметно,