ЗА БЕСКОНЕЧНОСТЬ ВРЕМЕНИ. Рассказы. Илья Валерьевич Рашев

теллектуальной издательской системе Ridero

      ЖДАТЬ

      Глава первая

      – Новенький!?

      От неожиданности я поднял голову и обернулся на голос.

      – Новенький, спрашиваю? – У соседней могилы стоял мужичок небольшого роста и смотрел на меня. – Не видел тебя давеча здесь.

      – Наверное, новенький, – пожимая плечами, тихо согласился я.

      – Ну, то и видно, не свыкся ещё, – начав протирать своё фото на кресте и тут же поправляя цветы на могиле, ответил мужичок. Он был весь какой-то шебутной и не мог устоять на месте.

      – Ладно, бывай. Позже пообщаемся, – договорил мужичок и куда-то в спешке убежал.

      Я смотрел на свою фотографию, прибитую к кресту. Яркие цветы торчали из холмика под ним.

      Лес шумел от ветра, и осенняя листва разлеталась по кладбищу.

      Таких как я здесь было много. Практически у каждой могилки копошились «люди» от двадцати до девяноста лет.

      Кто-то просто сидел на лавке, кто-то наводил порядок в своём новом «доме», кто-то принимал гостей.

      А я был один.

      Неподалёку раздались голоса. Я посмотрел в их сторону и увидел группу людей в темных одеждах и с цветами. Они что-то негромко обсуждали, к кому-то шли.

      С неба закапал небольшой дождь и начал слегка пригибать цветы к земле.

      Так я просидел весь день, не сходя с лавки. Все остальные мои соседи уже куда-то разошлись, или попрятались по своим могилам.

      К вечеру дождь стих.

      – Ну что, давай знакомиться, – ко мне подсел тот же мужичок, – держи вот конфету и стопку, у тебя-то, смотрю, ничего нет, не приходил сегодня никто?

      Он посмотрел на меня.

      – Или просто не оставили ничего, не любили тебя, что ли? – по-дурацки пошутил мужичок.

      Я молчал.

      Увидев, что шутка не удалась, он протянул мне грязную от земли и песка рюмку, с бесцветной жидкостью и конфету в обертке.

      – Вчерашняя, – уже спокойно начал мужичок, – сын приходил помянуть, дак налил пару рюмашек. Ему уж тридцать. Здоровый лоб вымахал, батьку не забывает, – он махом опустошил свою рюмку и тут же закусил конфетой.

      – Михаил, – мужичок протянул мне руку.

      – Андрей, – тихо ответил я, и мы пожали друг другу руки.

      – Ты давай пей, холодно, согреешься хоть чутка.

      – Сколько тебе? Двадцать с чем-то? – смотря на мою фотографию, чуть позже спросил Михаил.

      – Двадцать девять, – негромко ответил я и опустошил рюмку.

      На вид Михаилу было лет пятьдесят, может пятьдесят пять. Я и при жизни ещё не умел определять возраст людей.

      – Молодой ещё совсем, – он посмотрел на меня, – но не расстраивайся, таким и останешься. Молодым. Старения здесь нет. И твои тебя таким и запомнят, – и, улыбаясь, хлопнул меня по плечу.

      – Пожил вот мало только, это и обидно, – чуть позже добавил он.

      – А я вот здесь уже пятый год «живу» и до сих пор пятьдесят семь. Под той берёзкой, – Михаил указал пальцем на пожелтевшую берёзу неподалеку от своей могилы, – Лариской зову, как жену.

      – Пятый год здесь? – с непониманием спросил я, – а почему не в раю или куда там ещё после смерти попадают?

      Михаил засмеялся.

      Он достал из кармана смятую, чуть промокшую сигарету. Немного покрутив ее пальцами, прикурил от спички.

      – Не куришь? У меня ещё одна есть. У соседа взял.

      – Нет, – ответил я.

      Затянувшись и выпустив дым, Михаил продолжил.

      – Нет там ничего, Андрюха. Ни ада, ни рая, ни облачка того, на котором все летают. Видишь, какие люди-то наивные. И мы такие же с тобой были. Здесь вот конечный пункт, в этой ямке с крестиком. Всё гораздо проще, как оказалось.

      Он затянулся ещё раз.

      – И никуда ты отсюда уже не денешься. Привязан теперь навсегда. За территорию кладбища тоже не выйдешь. Тут и «живёшь».

      Михаил выдохнул.

      – Ждёшь своих целыми днями. Месяцами, годами ждёшь. Придут, помянут, посидишь рядом с ними, послушаешь их, повспоминаешь себя, посмеешься.

      Мужичок немного призадумался.

      Минуты через две он втоптал окурок в землю.

      – А они с тобой обо всем говорят, как на исповеди. Могут даже признаться тебе в чем-нибудь. «Тайну свою какую-нибудь маленькую поведать», – шепотом сказал он.

      – Кому как не нам душу-то излить? Мы-то уж точно никому не расскажем, а им легче от этого делается.

      Михаил опустил голову вниз, ненадолго замолчал и тяжело вздохнул.

      – Сын вот вчера. Не люблю, говорит, жену больше. Вот те раз. Принес мне новость тоже, я аж в гробу перевернулся, – мужичок развёл руками, – а мне сейчас тут чего с этим делать? Говорит, кончилось