Eurocon 2008. Убить Чужого. Олег Дивов

на точке правила новая. Этакая малость перезрелая хуторская красавица. Лёгкая мордастость в сочетании с сильной глазастостью.

      В другой бы раз смена власти за прилавком огорчила Георгия – новые всегда не доливают. Чтобы доливали, надо познакомиться, подружиться, бывает даже, что и переспать. Беспрекословно приняв высокую пластиковую посудину, добрая треть которой была заполнена пеной, мрачновато-задумчивый, он присоединился к двум другим человеческим особям, что сидели под жестяным навесом, причём каждый за своим столиком, полуотворотясь друг от друга. Один – Володька из «Початка», второго, одетого не по-дачному, Георгий видел впервые. И сто лет бы ещё не видел. Холёное начальственное рыло, надменные оловянные гляделки. Самоуважение, как говаривал опальный ныне классик, титаническое.

      Георгий поздоровался. Володька, ясное дело, ответил. Второй спесиво промолчал. Ну и чёрт с тобой!

      – А чего это ты порожняком? – подначил Володька. – Камушки кончились?

      Внешность ему явно досталась в наследство от татарских оккупантов: был он смуглый, скуластый, смолоду высохший в корешок и с тех пор уже не меняющийся…

      А может, переживём, а? Татар-то вон пережили… Хотя что татары? Татары – люди…

      – Да, – отрывисто сказал Георгий. – Кончились.

      Пена в пластиковой посудине оседала издевательски медленно. Не дожидаясь, пока пиво согреется, хлебнул, утёрся.

      – Спруты! – проклокотал с ненавистью.

      За соседним столиком шевельнулись.

      – А кого это вы – спрутами? – неприязненно поинтересовались оттуда.

      Ишь! Правда-то глаза колет. Не иначе сам на них работает. За хозяев обиделся…

      – Уродов, – любезно пояснил Георгий.

      – А уродами? – хищно спросил оловянноглазый.

      – Спрутов.

      Володька, встопорщив в улыбке рыжеватые прокуренные усы, поглядывал с любопытством то на одного, то на другого.

      – А вы знаете, что вам может грозить за такие высказывания? – помолчав, напряжённо спросил незнакомец.

      Георгий пил пиво. На лице его было написано блаженство, под которым, однако, таилось бешенство.

      – Ничего, – беззаботно отозвался он, ставя на столик опустевший пластик. – С детства, знаете, не люблю обитателей океанских глубин. Какие-то они все… бородавчатые, склизкие… А что, есть закон, охраняющий честь и достоинство любого головоногого? Так мы ими вроде закусываем… – И Георгий в доказательство шевельнул пальцем лежащую перед Володькой вскрытую упаковку сушёных кальмаров.

      – По-моему, вы имели в виду не обитателей океанских глубин…

      – Да я много кого имел… – И похабная ухмылка в придачу.

      Рыло окаменело.

      – Это пошлость, – объявило оно.

      «Ну, гад, – стиснув зубы, подумал Георгий. – Сейчас я тебя уделаю…»

      – Нет, правда! – с подкупающим простодушием обратился он к Володьке. – Вот господин обвиняет меня в разжигании межвидовой