Его звали Батый. Геннадий Варганов

й челюсти росло что-то наподобие легкой, незатейливой бородки. Но характер имел как у настоящей лайки, правда, с легким «расширением». Однако на охотничьи качества это отрицательно не влияло, скорее влияло на появление атмосферы юмора при его присутствии.

      Еще с юности у него стали проявляться задатки высокого природного охотничьего интеллекта, его способности к самообучению. Я помню, как однажды шел с ним, пересекая дорогу с довольно редким движением. Батый бежал впереди меня свободно, без поводка. И тут, как на грех, из-за поворота вы вернул небольшой автобус с обеими ведущими осями, а потому с высоким расстоянием от днища до поверхности дороги. Для Батыя это было полной неожиданностью – он запаниковал, начал бессмысленно метаться по асфальтовому полотну, в результате чего оказался под автобусом. Однако псу сильно повезло: скорость автобуса была небольшой, а просвет между днищем и дорогой, напротив, большим. Он отделался легкими ушибами и «массой впечатлений». С тех пор это происшествие можно было бы использовать отделом пропаганды ГИБДД как пример полного обучения и последующего соблюдения правил дорожного движения пешеходом. Теперь, пересекая улицу, он смотрел влево, а после осевой линии полотна дороги – только вправо.

      На охоту я с ним ходил часто, почти каждый выходной в течение всего охотничьего сезона. В то время я жил и охотился в горнозаводской части области. Батый жил у меня и зимой и летом в городской квартире многоэтажного дома на лоджии, которая, естественно, не отапливалась, что благотворно влияло на его закалку и лохматость. Там же я хранил свое ружье и охотничью амуницию, правда, кроме боеприпасов. Если я в его присутствии доставал из ящика ружье, то его поведение резко менялось. Он начинал прыгать на одном месте буквально на полуметровую высоту, затем подбегал к двери и, оглядываясь на меня, начинал поскуливать, но стоило мне поставить ружье обратно в ящик, его внешний вид полностью начинал соответствовать изменившемуся настроению – полное разочарование. Однако когда он замечал, что я взял ружье, да еще охотничью амуницию, то его энергия радости просто умножалась – хоть автомобильный аккумулятор от него заряжай!

      Поездка на охоту для него было целое событие. До места охоты я с Батыем добирался комбинированно: до сторожки лесника на личных «Жигулях», а затем десяток километров пешком. В автомобиле он ездил только на переднем сиденье, высунув голову в проем двери (стекло для этой цели я опускал). Встречным потоком воздуха ему приглаживало всю шерсть на голове, а уши прижимало к черепу, брылы раздувало, и они вибрировали, глаза были прищурены, взгляд устремлен вдаль. Орел да и только!

      К охоте я его стал приучать, когда он был еще щенком-подростком. Охота была «ходовая», и мы часто отдыхали – пока Батый не возмужал, он быстро уставал. Охотничьи угодья у нас очень хорошие: лес крепкий, можно сказать тайга, дичи много, причем самой разнообразной.

      Однажды в одном из таких «учебных» походов ему, и соответственно мне, пришлось столкнуться с медведем, точнее со свежими его следами. Дело было так.

      Я только что поставил машину у лесной сторожки, и мы с Батыем шли до охотничьих угодий. Ружье еще было в разобранном виде, в чехле. В то время у меня был охотничий дробовой полуавтомат марки МЦ, и в чехле он представлял собой набор отдельных узлов и деталей. Ночью выпал небольшой снежок – друг следопыта. Дорога, кусты, деревья – все было покрыто белым снежным покрывалом. Вся живность, очевидно, огорошенная неожиданно выпавшим снегом, затаилась, затихла. Ничего примечательного не было, мы шли, беззаботно.

      Вдруг я заметил на нашей тропе, впереди, следы, как мне показалось, босых человеческих ступней. Подойдя ближе, я с оторопью увидел, что это следы медведя! Очевидно, он шел по этой же тропе навстречу нам и заметил нас значительно раньше, чем мы его следы, и резко изменил свой маршрут, приняв вправо к ближайшим кустам. Об этом я догадался, увидев, как следы под прямым углом к тропе уходят в густые заросли придорожных кустов. Можно было предположить, что он затаился в кустах и оттуда наблюдает за нами. Дело было поздней осенью, медведи уже должны были залечь в берлоги, следовательно, это был «паренек» с нетрадиционным поведением, скорее всего – кандидат в шатуны. А это уже серьезная угроза!

      Батый, наткнувшись на следы, тщательно их обнюхал и инстинктивно понял, что от хозяина этих следов лучше держаться подальше, но его юношеское собачье самолюбие, еще не потрепанное жизнью, не позволяло ему, поджав хвост, скрыться, и потому оставался только один вариант – вести себя достойно. Для того чтобы продемонстрировать воображаемому хозяину следов, что он достойный противник, пес вздыбил шерсть где только мог – на загривке, на спине, по бокам и даже на брюхе. В таком виде он скорее напоминал сантехническую щетку, чем «достойного противника», но это я оценил лишь потом.

      А пока я, как солдат-первогодок, лихорадочно собирал и заряжал свой полуавтомат. Затем, переведя дух, не выпуская из виду кустов слева, принял значительно правее от тропы, и мы обошли опасный участок – от греха подальше. Причем Батый еще долго не опускал свою шерсть и далее чем на метр не отходил от меня, считая, что чем ближе ко мне, тем менее он подвержен опасности. Таким образом Батый получил первый опыт реальных опасностей. Я думаю, с тех