Осиновая корона. Юлия Пушкарева

сказать, официально; но вообще-то она задолго до этого бессовестно овладела копией, осчастливив заказом кузнеца из деревушки Делг. Все книги и свитки Кинбралана, которые хотя бы отдалённо, глухим эхом, касались магии, стали владениями Уны – её личной загадочной страной, спрятанной от посторонних. Она уходила в эту страну сначала с трепетом, а потом – по привычке, уже не мысля себя без неё. Уна несла свою тайну, не зная, на что она больше похожа: на золотое сокровище или на гнойные струпья прокажённого.

      Пожалуй, сравнение с проказой было всё же уместнее. Именно так Уна ощущала свой Дар, погружаясь в историю Обетованного, а заодно – в историю своего рода.

      Все записи хроник о лордах и леди Тоури, владевших магией, напоминали жуткие сказки в исполнении тёти Алисии, которыми Уна заслушивалась в детстве. Ничего хорошего, честного, справедливого; никаких оправданий. Отцеубийца лорд Ровейн был только началом – тем, кто протоптал длинную дорогу для злодейств и безумия. Уна листала страницы с выцветшими чернилами – страницы, в которые явно много лет никто не заглядывал, – и её кожа покрывалась мурашками, а мысли мрачнели. Клеймо всегда было однозначным, в духе старонравного северного Ти’арга: «колдун» или «ведьма», «убийца», «насильник», «блудница», «глумление над богами», «растление детей», «некромантия», «заговор против короля»… Почему её предки так упивались злом – если всё это правда? Что лишало их рассудка – суровые зимы предгорий, холодные стены Кинбралана, сама магия или просто одиночество?

      А если неправда – за что их так очернила молва? Не могли же люди этих краёв в течение стольких веков ненавидеть магию просто так, без всяких оснований…

      Или могли?

      Как бы там ни было, эта ненависть глубоко въелась в души людей. Крестьяне из Делга и Роуви, с которыми Уне доводилось разговаривать (таких было немного); торговцы и ремесленники из Академии и Меертона; жрецы четырёх богов и Прародителя; аристократы и рыцари Ти’арга наравне с двурами-землевладельцами Альсунга – всех их объединяло неприятие магии. Неприятие разной степени – от полуравнодушного недоверия до озлобленности (особенно если это было связано с чем-то личным). Повлияла, видимо, и Великая война. Иногда Уне казалось, что она видит в воздухе линии этой простой схемы: «Наш многолетний враг – Дорелия; Долина Отражений, где обучаются маги, – в границах Дорелии; Отражения живут и мыслят не так, как мы; волшебники владеют силой, недоступной большинству смертных; вывод: любая магия – зло». Чётко и линейно, как в трудах философов, которые предпочитал профессор Белми. Настолько чётко, что бесполезно опровергать.

      Повлиял, конечно, и Альсунг, под чьим владычеством Ти’арг жил вот уже двадцать лет. Уна знала, что там детей и подростков, в которых пробуждается Дар, без особых сожалений убивают – приносят в жертву собственным многочисленным богам. Любой альсунгец скорее умрёт, чем отправится сам или отправит дитя в такое «проклятое место», как Долина Отражений. Королева Хелт, правда, определённо училась магии;