Судьба советского офицера. Николай Фёдорович Шахмагонов

он, предвосхищая возражения, – а я сяду на стул.

      – Вам же будет не видно телевизор, – попыталась возразить она.

      – И не нужно. Я буду смотреть только на вас.

      Из телевизора, который в те годы стремительно обращался в бесноватый ящик, неслись обычные стенания по «преимуществам западного образа жизни». Губошлёпы из программы «Взгляд» шлепали о том, что, если в стране будет много очень богатых, в ней вовсе не останется бедных. И тогда все будут иметь возможность купить дачи, машины, ездить на вожделенный для «взглядовцев» Запад и, одним словом, удовлетворить все свои хотения. Это было время, когда люди, обманутые телевидением и жёлтой прессой, ещё верили бесноватым комментаторам и репортерам, принимая бесноватость за искренность.

      – Что творится? Митинги, демонстрации, – с горечью сказала Ирина. – Не знаешь теперь, как историю преподавать. Тут один историк назвал Болотникова, Пугачева и декабристов чуть ли не врагами и бандитами. Читали? Кажется, Теремрин его фамилия.

      – Да, да читал, – сказал Синеусов. – Он в нашем журнале часто публикуется.

      – Так вы его знаете?

      – Нет, познакомиться не довелось. Это ребята из отдела истории с ним знакомство водят. У нас по поводу его статей целые дебаты проходят. Старики, однажды, чуть не перессорились в курилке. Одни говорят, мол, на героев клевещет, другие – правду восстанавливает.

      – А я, поскольку историю преподаю, должна знать, что говорить ребятам. Они ж от мира не изолированы: телевизор смотрят, радио слушают. Родители-то дома и журналы, и газеты обсуждают, – говорила Ирина.

      – Да, много странного в нашей жизни, – резюмировал Синеусов. – Но не будем об этом сегодня. У нас отдых, прекрасные края, прекрасная погода и вы поразительно прекрасны.

      – Да уж, погода, – вставила Ирина, снова стараясь увести разговор от обсуждения собственной персоны. – В чём домой теперь идти? В ваших шортах?

      У Синеусова замерло сердце. Можно было понять это, как намёк на желание остаться у него, но он тут же отбросил эту мысль, понимая, что сказанное вряд ли можно истолковать подобным образом. Когда вы молоды, полны сил и энергии, а рядом с вами обворожительная молодая женщина, когда вы с нею одни в комфортабельном номере, где никто не может вам помешать, когда перед вами широкая и просторная кровать, какие мысли будут вертеться в голове у вас? Уж, наверное, не о целях и задачах перестройки. У Синеусова в голове образовался полный сумбур, и он никак не мог наладить хоть какой-то связный разговор. Дрожь проходила по телу, когда взгляд случайно падал на её полные коленки и на то, что выше них уходило под его же шорты, на красивые руки, на шею, на рассыпавшиеся по плечам роскошные волосы. Быть может, лет десять назад он бы сел рядом на кровать, попытался обнять… А там будь что будет. Теперь же он любовался ею, но не знал, как поступить, и чувствовал, что и она не знает, как ей вести себя с ним. Они, словно бы оказались на перекрестке дорог, и пути-дороги могли повести в любую сторону. Это было время, когда женщины ещё не продавались, открыто на улице, более скрытно в банях и массажных центрах,