Синхрогинез. Наталья Федюшина

То, что сломано, остается таковым. И наука здесь бессильна. Воспоминание о матери нахлынуло волной. Слезы подкатили к горлу.

      Не думай. Просто не думай. Не вспоминай.

      Индикатор на дороге загорелся зеленым, и машины вновь ринулись вперед. Нельзя было не согласиться, что такое изобретение стало удобным. Любой, кто наедет на линию в неподходящий момент, будет оштрафован и лишен прав, но и это сделали не для людей. Виной всему стали машины, которые получили сознание и сели за руль. Когда индикатор загорался красным и робот продолжал путь, он просто выключался от импульса. Все просто, но аварий действительно стало меньше, как и скорость передвижения машин. Я еще не могла для себя решить, плох ли для людей скачок прогресса? Мы стали делить жизнь с роботами, но согласны ли они были делить ее с нами? Кто знает, о чем в действительности они думали, когда смотрели на примитивные копии себя же. Компания СИНК (создатели) считали, что технологические копии синхронизируются с человеком, повторяя действия, но мышление у них не развито от слова совсем.

      Но разве это не напоминало людей. В прямом смысле этого слова. Мы всю жизнь учимся, чтобы попасть в общество по законам времени, к которому не имеем никакое отношение. Нас делают похожими, идентичными, роботами, а не людей. Убивают мышление на корню. Так чем же тогда нам отличаться?

      Я увидела, как парень прошел мимо витрины и улыбнулся девушке, которая вытирала с манекенов пыль. Ее щеки вспыхнули. Незнакомка заправила прядь за ухо и вернула улыбку. На душе сразу стало теплее. Даже солнечные лучи перестали быть просто необходимостью, а показали солнечного зайчика на холодной панельной стене и вальс поднявшихся в воздух пылинок.

      Чувства! Вот что делает нас не похожими на машин. У нас есть чувства и черта, через которую мы не переступим. У всех разный порог, но у машин его нет. На что они пойдут, ради того, чтобы выжить?

      В раздумьях я и не заметила, как повернула на нужную улицу и вдруг увидела того же парня и ту же витрину. Все повторилось с точностью до цвета волос и красных мужских ботинок.

      Надо же. Дежавю.

      О чем я подумала вскользь и не придала особого значения. Ресторан зазывал всех вывеской: «Настоящее только здесь. Как еда, так и люди». Машин не пускали в этот квартал. Мы стали иммигрантами в собственном городе. Я припарковала велосипед у входа и прошла под вывеской Ирисы. Джесс уже протирала столы. Я подошла ближе и чуть не оглохла от бурчания.

      – Хочешь, вылететь с работы?! Карен, сколько можно говорить! Если мы не будем приходить вовремя, нас тоже заменят машинами!

      Я надела фартук и взяла поднос, чтобы расставить на столах соль.

      – Пусть заменяют. Наконец хоть высплюсь.

      Джесс заправила за ухо зеленую прядь и почесала пробитый нос с сережкой в виде звездочки.

      – Знаешь, а мне ведь предложили уехать из города. Говорят, в Райтхаусе официанткам платят больше, чем здесь.

      – До тех пор, пока все официантки туда не перебрались, – Я взяла карандаш и завязала им пучок. – Сначала ты, потом и весь квартал. Ассимиляция с райтами