Хроника одного полка. 1915 год. Евгений Анташкевич

скинул шинель, оглядел стены, они были увешаны дугами, хомутами и другим чем, кузня была ещё и шорницкой, видать, жидовин был на все руки мастер, даром, что не цыган, нашёл свободный колышек и стал прилаживать шинель и отряхивать её, забрызганную сзади грязным снегом.

      – Да ты и рубаху сымай! – сказал Семён Евтеевич и высыпал подковы из ящика в тигель. – Не боись, никто тута твою медалю не сопрёт!

      – А и сопрёт… – парировал Кешка.

      – Ай не жалко?

      – Ладно брехать, давай чего робить?

      – Чего робить, говоришь? Да ты сначала к молоточку примерься!

      Кешка стал осматриваться в полутёмном помещении и невольно принюхиваться:

      – Ох и дух тута у тебя…

      – Не у меня, у Сруля!

      – Как? – удивился Кешка.

      – Так! Сашка по-нашему будет! А што дух?

      – Хороший дух, окалина да уголёк, как дома…

      – А ты кузнец, што ль?

      – Не, но жил недалече от кузни, через двор…

      – А из дома чё пишут?

      – Дык… – вознамерился ответить Кешка.

      – Ладно, чё пишут, то пишут, главно дело, штоб писали! Штоб было кому!

      – Кому – есть! Да тольки до меня письму идти боле месяца, не шибко-т пораспишешься!

      – Да-а! – врастяжку промолвил Семён Евтеевич. – Дома ныньче справно. Снег кругом, чисто, любо-дорого поглядеть, весь народ на извозе. – Он передал ручку мехов стоявшему рядом старшему сыну хозяина кузни и огладил его рыжие, как у отца, лохматые волосы. – Работы, сколь не хочу… Деньжищу за зиму можно наковать… и на бурёнку хватит, тока байдыки не бей… Выбрал, што ль, молоток? – Семён Евтеевич подхватил щипцами из малого тигля наполовину красную, а на конце уже белую железную полосу и устроил её на наковальне: – Готов?

      Он стал тюкать по полосе маленьким молоточком, и Кешка бухал туда большим молотком: белый конец полосы стал краснеть и под ударами Кешкиного молотка плющиться. Били минуту, пока полоса не остыла. В какой-то момент в кузню вошёл седельник, молча бросил исправленное оголовье и так же молча вышел. Кешка и Семён Евтеевич переглянулись. Когда полоса остыла и Семён Евтеевич положил её в тигель, Кешка кивнул в ту сторону, откуда пришёл и куда ушёл седельник.

      – Из дому ничё хорошего. – Семён Евтеевич положил молоток, забрал ручку мехов у мальчишки и стал быстро надувать жар. – Баба у него с катушек съехала вроде. С братом евоным, бобылём, снюхалась, и совсем писем не стало, и земляков ни одного, штоб новостями-то переслаться.

      – А он с откудова?

      – Откуда-то с севера, из рыбных мест… Архангельск, што ли… – Семён Евтеевич передал ручку мехов жидёнку, взял из высокой кадушки длинную то ли кочергу, то ли ложку и стал тыкать ею в другом тигле, большом.

      – Ты как чертей тута варишь или жаришь, – сказал Кешка.

      – А и варю, а можа, и жарю, на кузне, хе-хе, как без чертей? – Семён Евтеевич ухмыльнулся на Кешку и подмигнул сынишке хозяина кузницы.

      – Тьфу на тебя, свят, свят. – Кешка перекрестился.

      – Чё-та ты рано