Вчера никогда не станет завтра. Наталья Федюшина

остался без ответа. Джон и не заметил, как его трясет. Страх никуда не исчез, а только усиливался. Он вновь посмотрел на окно. Свет погас.

      «Надо вернуться… Что с мамой?»

      Джон рефлекторно сунул фотоаппарат в средний карман толстовки, забыв, что он до сих пор у него в руке. Кеды шуршали по идеальному газону в сторону дома. Возвращаться было еще сложнее, чем убегать. Предательство душило туго натянутым галстуком, который Джон никогда не носил и не собирался. Дверь была не заперта. Свет включать тоже не стал. Он аккуратно вытащил ноги из кедов. Осколков на полу не было. Может, один и затерялся где-то под комодом, но никак не выдавал идеально убранное место преступления. Ни капли крови на стенах. Ни тебе желтых клейких лент. Джон заглянул на кухню. Мама сидела на полу с бутылкой вина, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Он сделал шаг вперед и тут же замер. Ком подкатил к горлу.

      «Она жива. Она в порядке. Будет завтра утром… Как и всегда»

      Шариков не было. Остатки торта наверняка лежали в мусорном ведре в шкафчике под мойкой. Стены хранили молчание. Как и все жители чертового дома под номером двести тринадцать на Батвик-Роуд-стрит. День заканчивался, и ночь, будто фея все расставляла по местам. Ничего не произошло. Никто не должен был знать, что в семье проблемы. Что семьи по сути и нет, или что семнадцатилетие сына не повод хоть раз натянуть приторные улыбки не только за пределами дома, но и внутри. Сделать вид, что все хорошо. Что родители рады и счастливы, а не все вот это. Джон хотел ударить кулаком о стену, но, сжав зубы, сдержал порыв. Злость – всепоглощающее чувство, когда взрослые люди считают тебя ребенком, но заставляют разгребать кучи дерьма, которые сами же и наворотили. Джон устал объяснять матери, что так нельзя. Устал видеть пунцовое лицо отца, у которого включается смелость.

      Сейчас он выспится и все начнется опять. Изо дня в день. Из года в год. Джон не знал, как было до его появления, и часто задумывался, а было бы им хорошо, если бы ребенка не стало? Может, его вина в том, что он родился? Мамины всхлипы резанули слух. Она отпила из горла и запрокинула голову. Молчание. Все должны были молчать.

      Джон прокрался вдоль прохода и направился к лестнице. Храп отца сотрясал воздух. Дверь в комнату была открыта. Бенет просто лежал. Здесь. Рядом. На расстоянии пяти шагов.

      «Взять подушку и накинуть ему на лицо»

      Джон жалел, что трус. Хоть и тогда мать встанет не на его защиту.

      «Он много работает. Ему тяжело. Он любит нас» – говорила мама.

      – Да, только своей извращенной любовью, – ответил воспоминанию Джон.

      Отец зашевелился, и парень поспешил спрятаться у себя. Замок щелкнул. Комната спасала его от безысходности. Наушники и музыка помогали на все закрывать глаза, а еще видеоигры. Там он мог перевернуть весь викторианский Лондон, к примеру, в девятой части Ассасин Крид, а еще найти древний артефакт и спасти мир от угрозы. А здесь он просто парень, который никому не нужен. Даже собственным родителям.

      Джон пнул стул на колесиках, и тот отъехал