Любовь и голуби (сборник). Владимир Гуркин

Токо не выдавайте меня.

      С улицы слышен смех Нади.

      Вася. Через огород, дядь Митя.

      Митя. Все, скрываюсь. (Подхватив гармонь, быстро уходит.)

      Входит Шура, за ней, смеясь до слез, Надя.

      Шура (продолжая рассказ). Я, мол, че ему надо… А он давай да давай. Обезумел.

      Надя. Ой, погоди…

      Шура. Че делать. Ну, не дал Бог-Господь детей. Так ить другу родилку не купишь, не сошьешь, у соседки не займешь.

      Надя (в смехе). Теть Шура, погоди… (Васе.) Батя, беги на лесной скорей.

      Вася. Зачем?

      Надя. Николая видели, Филиппова… Ой! Просил тебя. Порожняк пришел, а лебедка сломалась. Иди давай.

      Вася (кричит). Леньк! Баню затопи! (Наде.) Вы че рассмешились?

      Шура. Кавалер мой недоделанный не заплыл, Василий?

      Вася. Нет, не видал. (Убежал.)

      Шура. Добро бы трезвый, а то пьяный ведь. Прет буром, и все. Ка-ак разозлюсь я вся из себя…

      Надя (закашлявшись от смеха). Ой, зашлась – не к добру.

      Шура. Слушай-слушай. Давай, говорю, накуплю тебе ящик водки, садись, говорю, и пей. До усрачки напейся, чтоб на всю жизнь и чтоб больше в сторону-то ее не гляделось. Дак он ведь, гадина такая, покупай, говорит. Меня ажно затрясло всю. Ну, что под руку попало, тем и хлобыстнула паразита.

      Надя. Чем?

      Шура. Со страху сама чуть сердца не лишилась. Совок наш помнишь? Большо-ой, тяже-олый, ручка кована. Ну!

      Надя. Дак ить так убить могла, теть Шура?

      Шура. Ниче не знаю. Стою: руки отнялись, коленки ходуном ходят, и он молчит. Ну, думаю, щас упадет, может, ишо разок дрыгнется перед смертью, и – все.

      Надя. Почему дрыгаться-то он будет?

      Шура. В кино-то погляди. Там все артисты перед смертью дрыгаются. Как-то так… (Показывает.) Р-раз! А потом уж вроде мертвый. Ну кто так, кто эдак.

      Надя. У нас бабушка вроде тихо умерла. Я видела.

      Шура. Дак ить и я не замечала, чтоб дергались. Холера их поймет. Тут – так, в кино – так, кому верить? Мой-то дурак такой артист, что перед смертью «барыню» отчубучит – и не удивляйся. Ну вот че я? А-а. Стоим мы. Я его тихонько туркнула. Че молчишь, говорю. Он голову опустил и аж до самого сердца достал. Я у его такого голоса ишо ни разу не слыхала. Такой голос… Тихий такой… Я заплакала. Ну.

      Надя. Че сказал-то?

      Шура (торжественным шепотом). Обидела, говорит. И все. Обидела. Сказал, постоял и как выйдет. Вот кака у нас, подружка, история приключилась.

      Надя. Уж под семьдесят скоро – все не навоюетесь.

      Шура. Ага. Вот так. А мне с утра на картошку ехать… Филипповы подсобить просили. Как ехать – не знаю.

      Надя. Придет, никуда не денется.

      Шура. Ой, Надя, дай мне вашу лопату, а то наши тупые. Скоко уж не копали. Митька б наточил, дак его счас найдешь. Ищи-свищи.

      Надя (кричит в дом). Люда! Возьми сумку! (Идет к сараю.) Вот учудили, вот учудили. (Зашла в сарай.)

      Вышла Люда.

      Люда. Здравствуйте, баба Шура. (Взяла сумку.)

      Шура. Здравствуй, Людонька, здравствуй. Никак не наглядюсь на тебя. Надя! Слышь, Надя!

      Надя (выходя из сарая с лопатой). А-а?

      Шура. На Людоньку вашу не могу наглядеться. Никак не могу, никак. Прямо красавица получилась. Вон кака удалая