Последняя битва. Андрей Посняков

недобро прищурился тот. – Отойди, паря… Ой! Не ты ль на Благовещенье…

      – Я, – с самой широкой улыбкой тут же отозвался Пронька. – Эх, жаль доплясать не дали.

      Скоморох улыбнулся:

      – Изрядно ты, парень, пляшешь!

      – Да и пою ничего.

      – И это верно… Знакомиться давай, я – Онцифер Гусля, а то дружки мои – Самсон с Кряжей.

      – А меня Прохором кличут. За башню пойдем? У друга моего беседа к вам есть.

      – Что за беседа?

      – Говорю же – за башню.

      Онцифер пожал налитыми плечами:

      – Ну пойдем, коль не шутишь.

      Они прошли за башню, в ту же самую корчму выжиги Ефимия, где были на Благовещенье. Раничев проводил их взглядом, оглянулся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, неспешно зашагал следом.

      – Ну где твой дружок? – Войдя в корчму, Онцифер Гусля закрутил головой.

      – Здесь я, – тронул его за плечо Иван. – Во-он в тот угол пошли, потолкуем.

      – Пошли. – Внимательно осмотрев Раничева, скоморох согласно кивнул. Имея при себе двоих – и еще сколько шныряло в толпе на рынке! – Онцифер не видел особой угрозы от Ивана и Проньки. Да и что с него, скомороха, взять?

      – Ну! – Усевшись за стол, он ухмыльнулся, чувствуя за спиной надежную поддержку Самсона и Кряжи – тоже неслабые были парни. – Об чем беседовать будем?

      – Вот об этом! – Раничев с размаха припечатал к столу монетку – медный нацистский пфенниг. – Твоя?

      – А тебе что с того? Ну у меня была, врать не буду.

      – Вот. – Иван без лишних слов высыпал на стол горсть серебра. – За каждое твое слово плачу несколько денег. Только предупреждаю – за правдивое слово. За ложь на дне моря сыщу. Впрочем, врать тебе без надобности.

      – Вот именно, – хмуро кивнул скоморох, и тут же лицо его озарилось бесшабашной улыбкой. – Ну, парни. – Он оглянулся назад. – Вот уж правду говорят – не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Что ж, при этаком-то раскладе, вижу, хорошо вспоминать придется.

      – Вот-вот, – улыбнулся Раничев. – Вспомни… – И тут же подозвал служку: – Пива!

      А Онцифер Гусля сидел, наклонив голову. Не нужно было вспоминать – он и так все прекрасно помнил. И тот солнечный осенний день, и высокие вычурные стены города. И зубчатые тени башен на булыжниках ратушной площади. Они тогда разыграли комедию… Как же назывался город? Господи, да Вильно! Ну да – Вильно. Среди зрителей был один рыцарь… да, прямо так и сидел на коне в сверкающих на солнце доспехах, немолодой уже, с умным лицом и быстрым взором. Рядом стоял паж или оруженосец, совсем еще мальчик. Держал щит хозяина с нарисованным гербом. Красивый был герб. Он, этот рыцарь, и швырнул тогда горсть монет.

      – Так рыцарь был немец? – быстро уточнил Иван.

      Онцифер Гусля покачал головой:

      – Не знаю, может, и немец… Ну да, говорили, что в городе было проездом какое-то посольство. Больше-то я этого рыцаря никогда не видел, а медяшку запомнил, берег – больно уж чудная, никогда таких не видал. Хотел оставить на счастье, да в пути поистратились, пришлось расплатиться на постоялом