Исповедь солдата. Алексей Игнатов

контексте: чем больше принесем в роту, тем лучше и добрее будет отношение к нам, хотя в это верилось с трудом. Однажды, перед отбоем, на вечерней проверке, сержант поставил нас в известность о переходе после присяги в роту, то есть к дедам, в две шатровые палатки, рядом со спортзалом. После получения столь хреновой новости мы начали понимать, что деды, подобно волкам, ходят вокруг нас, молочных поросят, и ждут, когда откроют ворота (а воротами считался день присяги) в наш загон. День встречи с родными был уже не радужен. В казарме и вокруг её территории начались постоянные уборки. Офицеры стали жестче и требовательнее к нам. Всё, лафа закончилась. Я начал понимать, что весь месяц мы жили между раем и адом, и в последний уже скоро шагнем и станем солдатами российской армии.

      ЧАСТЬ ВТОРАЯ

      Наступило 15 декабря – день нашего вступления в Вооруженные силы Российской Федерации. Утро началось по обычному распорядку. Уже неделя как зарядка проходила спокойно, без экстрима – мы должны выглядеть хорошо. После легкой уборки и завтрака нам приказали устранить все недостатки в форменной одежде, начистить сапоги и ждать распоряжения от командира роты. У кого-то из бойцов оказался фотоаппарат, и мы начали фотографироваться. Находясь в бешеном состоянии, мы все же были веселые, жизнерадостные, не зная о том, что присяга – это неофициальное подписание договора об отдаче души и тела офицерам и дедам. Это намного хуже, чем дьяволу, так как от последнего ты всегда получаешь взамен что-то хорошее, а здесь такого нет. В данной ситуации ты просто «ноль». Эти убогие полтора года ты принадлежишь группе людей, которые могут сделать с тобой всё, что угодно – от унижения до полного уничтожения личности. И весь смысл моей службы – противостоять этому беспределу, а также безнаказанности государственной машины.

      Ко мне собиралась приехать мама. По телефону она сообщила, что отец приехать не сможет в связи с кончиной бабушки в городе Белёв Тульской области. Как жаль, что я не смог с ней даже попрощаться.

      Мы строем вышли из казармы. На плацу нас ждали покрытые красным полотном столы. Погода была ветреная, но, тем не менее, праздничная. Родители стояли в стороне. В толпе я увидел маму с уставшим лицом. Мы стояли молодые, подтянутые и повзрослевшие. Глядя на нас, родные радовались, думая, как удачно их дети попали служить. Но это была хорошо загримированная маска, не более того. После того, как все расписались и поклялись служить России, нам дали увольнение до 18:00. Нас распустили. Мамка меня обняла, поцеловала. Я взял тяжелую сумку, и мы потихонечку побрели в комнату для приема домашней пищи, пребывая в разговорах.

      Главная задача в первые часы встречи – как следует покушать. Мама, как всегда, виртуозно накрыла стол. Глаза разбегались от её скатерти-самобранки. Я готов был съесть всё, даже вместе с пакетами. Но за месяц желудок настолько уменьшился, что после заглатывания куска курицы голод пропал, и весь мамин стол я ел в основном глазами. Но, наверное,