Золотой скальпель. Николай Фёдорович Шахмагонов

обучения на военный факультет 2-го Московского медицинского института.

      И вот поезд несёт его к Москве, а впереди – неизвестность, впереди война, на которой у каждого медика, а особенно медика военного всегда есть своё священное дело – дело спасения бойцов и командиров, заступающих пути лютому врагу, вторгшемуся в пределы Отечества.

      Поезд шёл быстро. Миновали станцию Старица. Кто-то из слушателей поведал из полумрака, что станция эта находится в двенадцати километрах от города, потому что во время прокладки железнодорожных путей какой-то землевладелец – тот, кому принадлежали земли в районе Старицы, отказался пускать строителей. Так и заявил: «Не нужна мне железная дорога!»

      Михаил уже стал дремать, когда услышал характерный для мостов перестук колёс и восклицание:

      – Надо же, Волга! Я и не заметил, что подъезжаем к Калинину. Ни огонька…

      Это говорил слушатель, который был родом из этого города. Он прильнул к окну, пытаясь разглядеть в темноте родные места.

      – Пролетарка… Это фабрика такая, ткацкая, – говорил он. – По ней и район назван. А вот и вокзал…

      И тут же за окном потянулось типовое здание, тоже затемнённое.

      Поезд шёл быстро, скоро промелькнула поблескивающая в темноте гладь Иваньковского водохранилища, построенного в 1937 году и постепенно приобретавшего название Московского моря, прошумели пролёты моста. Миновали Клин, Солнечногорск. И вот уже по расчётам пора было быть окраинам Москвы. Но за окнами по-прежнему ни огонёчка не видно. Казалось, по сторонам тянулся дремучий лес.

      «Может, всё-таки запаздываем?» – подумал Миша Гулякин, но тут увидел внизу широкую светлую полосу.

      Это была Москва-река. Вагонные пары прогремели по знаменитому мосту, выгнувшему два стальных хребта по сторонам железнодорожного полотна.

      Вот и город. Но где же зарево от электрических огней, которые обычно заливают в этот ещё не поздний час столичные улицы, где свет московских окон?

      Поезд стал замедлять ход, за окном разбежались паутинки железнодорожных путей, и, наконец, потянулся длинный тёмный перрон.

      В вагоне снова заговорили о маскировке. Только теперь это звучало тревожнее: речь шла о Москве. Какие уж тут условности тактической обстановки? Все были удивлены, даже несколько растеряны. Москва затемнена, словно прифронтовой город.

      Многолюдный и шумный для столь позднего часа Ленинградский вокзал встретил тревожным полумраком. Лишь в залах ожидания, да в некоторых служебных помещениях, окна которых были плотно завешены тёмными шторами, горело дежурное освещение.

      Прозвучали команды, и слушатели вышли на привокзальную площадь. Там построились в походную колонну и зашагали по Москве, печатая шаг. Только вот без песни. И время позднее, да и настроение несколько упало.

      Утром слушателей курса собрали в актовом зале института. На трибуну вышел начальник факультета военврач 1 ранга Борисов. Стало тихо, так тихо, как ещё никогда не было