Аполлон и Стикс. Ирина Алеева

стабильность в стагнацию? – спросила она и, разогнув руку, упала на его колени и потянулась.

      – Я думаю, жизнь найдет способ, – сказал он. – Надо только в нее верить.

      – Лично моя жизнь постоянно находит способ меня ретравмировать, – произнесла Кристина слабым голосом, словно уже не имея сил даже на то, чтобы пожаловаться.

      – Ну вот. А ты в ответ постоянно хватаешься за оплот стабильности. Так обеспечивается единство и борьба противоположностей, основной принцип диалектики, – приободрил ее он. – Ты случайно не хотела поговорить о Гегеле?

      Она отрицательно помотала головой. Он нахмурился. Когда Кристина не хотела поговорить о Гегеле, он начинал за нее волноваться.

      – Как твоя депрессия? – спросила она.

      – Начинаю приезжать в офис почти одновременно с клиентом, – сказал он.

      – Не самый характерный симптом, – сказала она.

      – Какой есть. – Он осторожно прикоснулся к ее талии, чтобы проверить, готова ли она к окончанию интеллектуальной программы вечера.

      Она расстегнула молнию на его джинсах и откинула волосы назад.

      – Я вижу, на базовых функциях организма она, к счастью, не отражается, – сказала Кристина.

      – Да, тут пока тоже все стабильно, – подтвердил он.

      Кристина снова облокотилась о его колени, но на этот раз с совершенно другой целью.

      Она низко склонила голову, и он почувствовал прикосновение ее губ и горячее влажное ложе языка. Он откинулся назад и, почти перестав мигать, уставился на Пантелея, который медленно переводил взгляд синих глаз с него на широкую кремовую гладь задернутых штор.

      3

      Она всегда появлялась неожиданно. Все было наполнено действием: он куда-то шел, кто-то что-то говорил, где-то кого-то искали. И вдруг перед глазами возникала она.

      Сначала эти эпизоды были короткими, как двадцать пятый кадр, и он смутно припоминал их только утром, когда пытался анализировать ощущение дискомфорта, подавленности, странных после удовлетворительного в целом сна. Потом их протяженность во времени увеличилась. Ее образ оставался перед ним так долго, что он успевал рассмотреть лицо, тело и даже привыкнуть к движению глаз, которым она отвечала на его пристальный взгляд.

      – Кого она вам напоминает? – спросил Андреас, когда он впервые о ней рассказал.

      Был конец ноября тринадцатого года. Они общались по скайпу, тогда еще по-английски.

      – Никого, – машинально ответил Алекс, глядя в окно на пролетавшие мимо хлопья мокрого снега.

      Юный Пантелей сидел на подоконнике, обернувшись хвостом, и созерцал разыгравшуюся непогоду с видом философа, вовремя позаботившегося об исправности центрального отопления.

      – Никого из знакомых мне людей, – добавил Алекс. – Разве что одну актрису. Из старого кино. Она давно не снимается.

      – Что это за актриса? – поинтересовался Андреас.

      – Когда-то я считал ее самой красивой женщиной на свете, – объяснил он.

      – Женщина в ваших снах красива? – спросил Андреас.

      – Очень, –