К своим, или Повести о солдатах. Константин Константинович Сомов

продолжает:

      – Возвращайтесь в казарму, ждите дальнейших распоряжений.

      – Спасибо, – говорю, – товарищ старший лейтенант за доверие. А на фронт нельзя мне сейчас?

      – Топай, пока ветер без сучков, – отвечает. – Скажи спасибо, что спецы нужны крепко, а то бы так легко не отделался.

      Как я обрадовался, слов нет, еле-еле себя удержал, чтобы не улыбнуться. Бог с ними, с кубарями лейтенантскими, главное, на фронт ехать не надо. Пошел от него в казарму, дороги не замечая, сами ноги вели. Так я душой измаялся, что сразу назад на войну идти попросту боялся. Боялся, что сердце порвется. Потому и про фронт спросил, чтоб наверняка знать, твердо они про меня решили или нет, ну и патриотизм свой показать на всякий случай. А потом, думаю, надолго я от войны не сбегу, все равно догонит. Сталин сдаваться не собирается, я тоже; у фюрера, понятное дело, свои планы. Отдохну маленько, отъемся, успею еще повоевать.

      Ну, насчет того, чтобы отъестся в запасном полку, это я крепко ошибся, – улыбнулся Спиридон Афанасьевич. – Пайка там оказалась чуть получше, чем в окружении. Потом присмотрелся, что к чему, понятно стало, что паек то там, не то конечно, что на фронте, но жить можно было б, если б нам от него только половина не доставалась. Остальное повара, штабисты и разное начальство разворовывало. Говорят, при Сталине порядочек был идеальный. Больше его, было чем сейчас, это верно, но воры в России никогда не переводились, и ни Петр первый, тоже душегуб немалый, ни Сталин с ними не управились.

      В общем, 600 граммов ржаного хлеба на весь день. Утром в жиденькую похлебку кусочек хлеба отломишь-покрошишь, кажется, что посытнее малость выходит. К чаю на один зуб сахарку, масла не припоминаю. В обед щи на костях, поскольку паутинки мясные в бульоне углядеть можно – два бачка на шестнадцать ртов. И полбачка каши из пшеничной крупы-сечки, «бронебойной», поверху кучкой – по пол-ложки на рыло – тушенка. А на десерт – титан с кипятком в полное распоряжение. Миски кухонному наряду можно было не мыть, бойцы их до блеска вылизывали.

      Хлеб делили так. Разрежут булку на восемь человек, один отворачивается, а другие на кусок показывают и кричат:

      – Кому?

      Он фамилию называет, тому отдают. И так дальше. Один из ротных, какого с фронта после ранения тяжелого в запасной полк послали послужить, говорил, что и на передовой в окопах так же хлеб делят. А немцы если услышат это: «Кому?», гогочут и кричат из своих окопов: «Политруку!»

      Я когда командиром пульвзвода стал, в своем взводе такую дележку запретил. Боец своему товарищу, как себе доверять должен, иначе какая спайка, какое товарищество? Пусть берет первым, кто хочет, может ему всех труднее нехватку переживать, за ним другие. И все. По-товарищески, по-солдатски.

      Да, командиром-то как я стал, расскажу. Сначала меня по прибытию в запасной полк поставили помощником командира пулеметного взвода. Взводный – лейтенант из запасников с бойцами шагистикой занимался, а я их обращению с оружием, главное дело с пулеметом, конечно, обучал. А вообще сказать, готовили в этом полку бойцов к войне очень плохо. Главное внимание шагистике – направо,