Кролики и удавы. Фазиль Искандер

Я испугался, что всадник свернет в сторону, но топот приближался, твердый и сильный, и я уже слышал дыхание коня, поскрипывание седла. Я замер от волнения, топот прошел почти над самой головой, и тогда я вскочил и закричал:

      – Эй! Эй! Я здесь!

      Лошадь остановилась, в тишине я различил костяной звук лошадиных зубов, грызущих удила. Потом раздался нерешительный мужской голос:

      – Кто там?

      Я рванулся навстречу голосу и закричал:

      – Это я! Мальчик!

      Некоторое время человек молчал, потом я услышал:

      – Что за мальчик?

      Голос мужчины был твердым и недоверчивым. Он боялся ловушки.

      – Я мальчик, я из города, – сказал я, стараясь говорить не покойницким, а живым голосом, отчего он сделался странным и противным.

      – Зачем туда залез? – жестко спросил голос. Человек все еще боялся ловушки.

      – Я упал, я шел к дяде Мексуту, – быстро сказал я, боясь, что он не дослушает меня и проедет.

      – К Мексуту? Так и сказал бы.

      Я услышал, как он слез с коня и закинул уздечку за могильную ограду. Потом шаги его приблизились, но он все же остановился, не доходя до ямы.

      – Держи! – услышал я, и веревка, прошуршав в воздухе, соскользнула в яму.

      Я взялся за нее, но тут же вспомнил про козла. Он молча и одиноко стоял в углу. Недолго думая, я обернул веревку округ его шеи, быстро затянул два узла и крикнул:

      – Тяните!

      Веревка натянулась, козел замотал головой и встал на дыбы. Чтобы помочь, я схватил его за задние ноги и стал изо всех сил поднимать вверх – веревка врезалась ему в шею. Как только его рогатая голова, озаренная лунным светом, появилась над ямой, мужчина заорал, как мне показалось, козлиным голосом, бросил веревку и побежал. Козел рухнул возле меня, а я закричал от боли, потому что, падая, он отдавил копытом мне ногу. Я заплакал от боли, огорчения и усталости. Видно, слезы были где-то близко, на уровне глаз. Они полились так обильно, что я в конце концов испугался их и перестал плакать. Я ругал себя, что не сказал ему про козла, а потом вспомнил о его лошади и решил, что так или иначе он за нею придет.

      Минут через десять я уловил шаги крадущегося человека. Я знал, что он хочет отвязать лошадь и удрать.

      – Это был козел, – сказал я громко и спокойно.

      Молчание.

      – Дядя, это был козел, – повторил я, стараясь не менять голоса. Я почувствовал, что он остановился и слушает.

      – Чей козел? – спросил он подозрительно.

      – Не знаю, он сюда упал раньше меня, – ответил я, понимая, что слова мои не убеждают.

      – Что-то ты ничего не знаешь, – сказал он, а потом спросил: – А Мексуту кем ты приходишься?

      Я, сбиваясь от волнения, стал объяснять наше родство (в Абхазии все родственники). Я почувствовал, что он начинает мне верить, и старался не упускать это потепление. Сразу же я ему рассказал, зачем иду к дяде Мексуту. Я почувствовал, как трудно оправдываться, очутившись в могильной яме.

      В конце концов он подошел к ней и осторожно