Петербург. Стихотворения. Андрей Белый

улица осенью проницает весь организм: леденит костный мозг и щекочет дрогнувший позвоночник; но как скоро с нее попадешь ты в теплое помещение, петербургская улица в жилах течет лихорадкой. Этой улицы свойство испытывал сейчас незнакомец, войдя в грязненькую переднюю, набитую туго: черными, синими, серыми, желтыми польтами, залихватскими, вислоухими, кургузыми шапками и всевозможной калошей. Обдавала теплая сырость; в воздухе повисал белеющий пар: пар блинного запаха.

      Получив обжигающий ладонь номерок от верхнего платья, разночинец с парою усиков наконец вошел в зал…

      – «А-а-а…»

      Оглушили его сперва голоса.

      …………………………………………..

      – «Ра-аа-ков… ааа… ах-ха-ха…»

      – «Видите, видите, видите…»

      – «Не говорите…»

      – «Ме-емме…»

      – «И водки…»

      – «Да помилуйте… да подите… Да как бы не так…»

      …………………………………………..

      Все то бросилось ему в лоб; за спиною же, с Невского, за ним вдогонку бежало:

      – «Пора… право…»

      – «Что право?»

      – «Кация – акция – кассация…»

      – «Бл…»

      – «И водки…»

      …………………………………………..

      Ресторанное помещение состояло из грязненькой комнатки; пол натирался мастикою; стены были расписаны рукой маляра, изображая там обломки шведской флотилии, с высоты которых в пространство рукой указывал Петр; и летели оттуда пространства синькою белогривых валов; в голове незнакомца же полетела карета, окруженная роем…

      – «Пора…»

      – «Собираются бросить…»

      – «В Абл…»

      – «Прав…»

      Ах, праздные мысли!..

      На стене красовался зеленый кудреватый шпинат, рисовавший зигзагами плезиры петергофской натуры с пространствами, облаками и с сахарным куличом в виде стильного павильончика.

      …………………………………………..

      – «Вам с пикончиком?»

      Одутловатый хозяин из-за водочной стоечки обращался к нашему незнакомцу.

      – «Нет, без пикону мне».

      А сам думал: почему был испуганный взгляд – за каретным стеклом: выпучились, окаменели и потом закрылись глаза; мертвая, бритая голова прокачалась и скрылась; из руки – черной замшевой – его по спине не огрел и злой бич жестокого слова; черная замшевая рука протряслась там безвластно; была она не рука, а… ручоночка…

      Он глядел: на прилавке сохла закуска, прокисали все какие-то вялые листики под стеклянными колпаками с грудою третьеводнишних перепрелых котлеток.

      «Еще рюмку…»

      …………………………………………..

      Там вдали посиживал праздно потеющий муж с преогромною кучерской бородою, в синей куртке, в смазных сапогах поверх серых солдатского цвета штанов. Праздно потеющий муж опрокидывал рюмочки; праздно потеющий муж подзывал вихрастого полового:

      – «Чего извоетс?..»

      – «Чаво бы нибудь…»

      – «Дыньки-с?»

      – «К шуту: мыло с сахаром твоя дынька…»

      – «Бананчика-с?»

      – «Неприличнава