Две половинки луны. Там, где сбываются сны. Полли Ива

ты всё равно остаёшься мне…

      Я тебя научу прощаться

      С этой болью, имя которой – гнев,

      И не смей никогда сдаваться!

      С этой болью, имя которой – боль,

      Ты, я знаю, можешь быть сильным.

      Не кричи, когда повторяю «мой»,

      О тебе с древних пор просила.

      Богом я прощена, и простил Адам.

      Оставайся со мной, любимый.

      Я тебя никогда теперь не предам.

      Я – ребро,

      Но Адаму ребро,

      А тебе я – сила.

      Касьянов день

      Я в Касьянов день разведу костры, пусть горят огнём неуёмных душ. Ты была сестрой – больше нет сестры, только ветки рук и немая глушь. Только неба щит да лазурный меч, под ногами – ночь плачет янтарём. Твоя боль утихла и стала легче, а теперь – горишь и сама огнём.

      Пусть снега сметут угольки с ресниц, белый пепел с плеч звездопадом вниз. И теперь ты – клин перелётных птиц, пред которым падать и падать ниц.

      А моя коса рассекает ночь, этот воздух хлад и дрожит в руках. Ты была – невеста, подруга, дочь. А теперь ты мой постоянный страх… Страх забыть долги и отринуть боль, изувечить жизнь и продать за грош. Вот и жгу костры да по кругу соль. Вот и жду опять, что ко мне придёшь.

      Я в Касьянов день разведу костры, пусть горят, сжигают немые души. Ты была сестрой – больше нет сестры, только память снова набатом глушит.

      А я слышу крики ночной звезды

      И в тоске бессильной зажимаю уши.

      А он говорит

      А он говорит: «Я небо ласкаю ветром,

      На что мне, ничтожная, сердце твоё, душа.

      Можешь гадать на дым, ворожить над пеплом,

      Но я за тебя не отдал бы и гроша.»

      А он говорит мне: «Девочка, всё пустое,

      Мне твои сказки, словно бальзам на душу,

      Но конь подо мной, солнце, и бог с тобою,

      Ты мне не стала даже ручной зверюшкой.»

      А он говорит мне: «Глупая, успокойся,

      Скольких ещё целовала под звёздным небом?»

      Вижу, он злится, хмурится и смеётся,

      А я вновь молчу, что он у меня был первым.

      Я реки вплетаю в косы и рву ромашки,

      Я слёзы глотаю и жду его на дороге,

      А он говорит, что мне в темноте страшно,

      Вот и стою немой на его пороге.

      А он закрывает двери, сметая пепел,

      А пепел – косы мои, взгляды его да боль.

      Он молод, красив, он небо ласкает ветром…

      И, улыбнувшись, целует мою ладонь.

      Трын-трава

      Понесут меня к чистой да реке белы ноженьки,

      Расплету косу русую на две дороженьки.

      Бел-горюч да трын-трава не дают уснуть,

      Да трава-мурава мне пророчит путь.

      Али ветер был силён да не мне сулил

      Счастье, васильки да ясна сокола,

      Я вплету в венок перо ворона,

      Коли быть мне с тем, с кем и свет не мил.

      Я глаза красивые в слёзы выплачу,

      Я запрусь навек в своём тереме.

      Красотой гордилась, только было ль чем?

      Ах, зачем, почему же не ведьма я?

      Я бы нашептала, стала б