Советский тыл 1941–1945: повседневная жизнь в годы войны. Коллектив авторов

производство упало на 23 % и катастрофические 62 % соответственно. Численность рабочих в промышленности и сельском хозяйстве сократилась на 37 и 48 %[19] соответственно.

      Вопреки такому экономическому катаклизму Советскому Союзу удалось превзойти производственные показатели промышленно более развитого противника (в 1938 г. подушный доход в СССР составлял лишь 40 % от германского). По утверждению Марка Харрисона, Советский Союз «продемонстрировал способность к военной мобилизации, свойственную более развитой экономике… Его бедность компенсировалась размерами территории, доступом к ресурсам союзников и, главным образом, эффективной системой интеграции; эти факторы придали ему гибкость в условиях внешнего давления, которое в свое время разрушило бывшую Российскую империю в Первой мировой войне. Советская экономика держалась на принудительном управлении, национальном чувстве, централизованном планировании и карточной системе, а также системе продовольственных поставок, гарантирующей продуктовое обеспечение городов»[20].

      Действительно, Советский Союз совершил в годы войны не что иное, как экономическое чудо, и сумел, «имея намного меньшую ресурсную базу и менее квалифицированную рабочую силу», к тому же на три четверти уступая Германии в обеспечении своих граждан продовольствием, превзойти ее. В 1943 г. Германия произвела 17 тыс. танков и 27 тыс. орудий, использовав 340 млн т угля и 30 млн т стали, тогда как Советский Союз произвел 24 тыс. танков и 48 тыс. орудий, потребив всего 90 млн т угля и 8 млн т стали. Именно «командная экономика», сочетавшая в себе «планирование, массовое производство и мобилизацию масс», обеспечила Советскому Союзу в войне решающее экономическое преимущество над противником, полагает историк Ричард Овери[21]. Но наиболее значимым фактором в этом смысле было со стороны советского государства безжалостное принуждение рабочих к повышению темпов производства и производительности труда, особенно в военной промышленности; при этом их уровень жизни к 1943 г. снизился на 40 % по сравнению с довоенным[22]. Ни в одной воевавшей тогда стране рабочие «не стерпели бы» подобных материальных «лишений»[23]. Да и никакой другой военный режим не посмел бы требовать подобных жертв от собственных граждан. Даже режим Гитлера, опасавшийся, что мобилизация в духе «тотальной войны» могла бы вызвать еще одну «ноябрьскую революцию 1918 года». Военная экономика Германии, находившаяся под угрозой коллапса в 1942 г., выстояла лишь благодаря принудительному труду «остарбайтеров», насильно вывезенных из оккупированных стран, включая 2,2 млн советских граждан. Тем самым вплоть до 1944 г. Германия могла позволить себе отказаться от использования труда немецких женщин[24].

      Только сталинское «военно-мобилизационное» государство могло потребовать от граждан такого самопожертвования в военное время[25], к чему психологически готовило их с 1930-х гг., опираясь на широкий арсенал драконовских

19

Barber J., Harrison M. The Soviet Home Front, 1941-45. Tables 8, 9. P. 218–219.

20

The Economics of World War II. Six Great Powers in International Comparison / ed. M. Harrison. Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1998. P. 11, 19, 24.

21

Overy R. Why the Allies Won. New York; London: W. W. Norton & Co., 1996. P. 182–187.

22

Harrison M. Why Didn’t the Soviet Economy Collapse in 1942? P. 146.

23

Overy R. Why the Allies Won. P. 188.

24

Mommsen H. The Impact of Compulsory Labor on German Society at War // A World at Total War. P. 181, 186; Bonwetsch B. Sowjetische Zwangsarbeiter vor und nach 1945. Ein doppelter Leidensweg // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 1993. Nr. 41. S. 532–546.

25

Черепанов В. В. Власть и война. С. 183.