Пристально вглядываясь. Кривое зеркало русской реальности. Статьи 2014-2017 годов. Игорь Яковенко

частично (часто минимально) субъектен. Его свободу ограждает иерархия, наблюдающая за ним, присматривающая, «чтобы не начудил».

      Всеобщий присмотр всех за всеми – норма патриархальной жизни. В традиционной деревне эта практика сохраняется по сей день. Старшие присматривают за молодыми, женщины – за девушками и докладывают старшему в роде. Мужу сообщат, куда ходила жена. Жене – где и с кем «путался» муж. Родителям – где были и что делали дети. Какая бы то ни было приватность в этой реальности немыслима.

      Существуют вещи, о которых мы стараемся не думать и которое не любим произносить вслух. Они разрушают психологически комфортную картину мира, колеблют позитивные мифы, на которых базируется наша культура. Прежде всего, это мифология Просвещения и мифология Прогресса, на которых исторически базируется позитивная финалистская картина мира38. Ценность свободы относится к общеразделяемым (вернее, общедекларируемым) конвенциям нашего общества. Мы все декларируем приверженность свободе и полагаем себя свободными людьми. При этом масса людей не различают «свободу» как категорию личностного сознания и архаическую «волюшку вольную».

      Понятие «свобода» имеет два измерения: социальная свобода, которая задается внешней по отношению к субъекту инстанцией (конвой, власть, Церковь, барин, общественное мнение), и свобода внутренняя, задаваемая нравственным сознанием человека. Зрелый, внутренне свободный человек может оказаться в ситуации, которая жестко ограничивает его свободу. К примеру – жизнь в СССР. Что же касается внутренней свободы, то она формируется по мере становления человеческой личности, предполагает постоянную самооценку и работу этических рефлексов. Внутренняя свобода неотделима от феномена совести.

      Заметим, народное сознание различает стыд и совесть. Это различение проявляется в присказке «ни стыда ни совести». Если совесть есть глас Божий в человеке, то стыд предполагает внешнюю по отношению к субъекту действий санкцию («людей бы постыдился»).

      Так вот, традиционно-архаический человек вожделеет «волюшки вольной», то есть такой ситуации, когда он может идти за любыми своими импульсами и желаниями, которым никто не препятствует.

      Это различие интересно проявлялось в культуре преступного сообщества. В доброе старое время во всех местах заключения висел плакат «На свободу с чистой совестью», в то же время воровская клятва звучала как «Век воли не видать». Власть вдохновляла заключенных стремлением к свободе, а настоящий вор вожделел воли.

      Свобода возможна в контексте зрелого нравственного сознания. Она неотделима от ответственности. Человек, лишенный нравственных оснований и попадающий в ситуацию социальной свободы, безответствен во всех аспектах и проявлениях. Он сдерживаем только внешними механизмами и мечтает о мире, в котором эти ограничители отсутствуют. Этот человеческий тип называется рабом. Наши представления о политкорректности

38

Речь идет не об идеологиях Просвещения и Прогресса, а о мифологических трактовках этих идеологических систем, в которых Просвещение и Прогресс выступают гарантами наступления «светлого будущего» всего человечества.