День гнева. Йонас Бонниер

плохо представляя себе, на что идет. – У меня ведь своих двое. Пара-тройка еще – мне будет только легче.

      Ирма повернулась к Эве Скуг.

      – У нас ведь не совсем обычная община, – сказала она, – это действительно так. Все будут вам благодарны, вот увидите.

      Эва благосклонно кивнула.

      Тут Кристина удивилась еще больше. Если это она согласилась поработать на общину няней, то почему Ирма благодарила Эву?

      Когда они с Синдре в июле переехали в Кнутбю, многие местные жители еще отдыхали на море или у родственников по всей Швеции. Аукцион на футбольном поле стал своего рода точкой отсчета, обозначившей конец лета и возвращение к работе. И тут Кристине не помогло, что в поселке она была новым человеком и только готовилась впервые появиться в обществе. Всю предыдущую неделю она только тем и занималась, что пекла для шведского стола шахматные печенья да корзиночки с малиной, притом что никто не просил ее об этом. Увидев морозилку, доверху забитую выпечкой, Эва Скуг схватилась за голову:

      – Ой! Но я не думаю, что кто-нибудь сможет съесть больше сорока-пятидесяти штук этой вкуснятины. Мы ведь не проглоты какие-нибудь здесь, в Кнутбю.

      Кристина тоже рассмеялась. Печенья в морозилке хватило бы до Рождества.

      Аукцион закончился, и гости устремились в клубный домик. Все пили кофе и наперебой нахваливали печенье. Весть о том, что новая пасторша взялась присматривать за детьми, распространилась среди родителей подобно лесному пожару, и это сделало Кристину настоящей звездой вечера. Она даже достала скрипку и попробовала наиграть пару песенок, хотя накануне вечером и заявила Синдре, что ни в коем случае не станет делать ничего подобного. И люди пели, потому что среди гостей обнаружилось несколько человек, которые действительно умели это делать.

      «Все это ничего не значит, – думала Кристина. – Я не должна принимать это на свой счет». В самом деле, ведь она жена нового пастора. Что же удивительного в том, что люди обходятся с ней приветливо? И все-таки во всем этом было нечто большее. За теплыми улыбками и доброжелательными словами чувствовались неподдельная любовь и истинное единение, в этом нельзя было ошибиться.

      Она мыла посуду, когда Ирма Флудквист появилась снова, – маленькая, тихая пасторша, которая была так благодарна за то, что Кристина согласилась присматривать за ее детьми.

      Судя по ее решительному шагу, Ирма заглянула на кухню не просто так.

      Кристина отвлеклась от стаканов в мойке и вытерла руки о передник.

      – Добрый вечер еще раз.

      – Ты неутомима, – улыбнулась Ирма.

      – Я новенькая, приходится крутиться, – улыбнулась Кристина, которую несколько взбодрило обращение на «ты». И тут же инстинктивным жестом прикрыла рукой рот.

      Эта привычка водилась за ней с детства, уж очень выступали вперед передние зубы. Хотя этого недостатка, похоже, никто, кроме самой Кристины, не замечал. Люди называли ее «милой», а бабушка с дедушкой со стороны матери открыто признавали, что у девочки «удачная внешность», и это следовало