Пропавшие. Эдвин Хилл

откуда? Откуда тебе знать?

      Энни выпрямилась и посмотрела на океан. Там, над горизонтом, завис лунный серп.

      – Я дочь потеряла, – едва слышно прошептала она. Говорить этого не хотелось, и Энни уже жалела о сказанном. – Прости. Чего я о себе-то…

      В лунном свете глаза Лидии блестели, и Энни не знала, чего ждать: то ли Лидия сейчас взорвется, мол, чего лезешь ко мне, то ли разрыдается. Однако в воздухе между ними словно повисли невысказанные вопросы: что случилось? когда? обошлось? Отвечать на них Энни не хотела. Лучше было, когда люди сами догадывались.

      Лидия взяла ее за руку, как старый друг перед лицом взаимной потери, и крепко сжала, впиваясь ногтями в ладонь.

      – Ты права. Не надо.

      Потом у Лидии зазвонил телефон.

      Момент единения прервался. Вместе с поисками.

      Звонил Рори – сообщить радостные вести: он нашел Оливера уснувшим на борту яхты в порту. Проснувшись, мальчик поведал историю о шариках, гориллах и о том, как за ним по причалу гнался огромный паук. Как его ни спрашивали, он не мог рассказать, кто похитил его… или что. А позднее, когда Лидия попыталась вытянуть из Энни детали ее истории, она сумела отговориться, сказав:

      – Тебе повезло. Просто помни, что у твоей истории счастливый конец.

      Налетевший с океана ветер чуть не сбил Энни с ног. Очнувшись, она напомнила себе, что те события закончились несколько месяцев назад, и, поправив капюшон, пошла прочь от маяка.

      За очередным поворотом начиналась заросшая гравийная тропинка, ведущая в заросли деревьев, а в сотне ярдов от нее, в густых рододендронах, стоял викторианский особняк, ставший Энни на последние три месяца домом. Почти все окна заколотили фанерой, на обшитом вагонкой фасаде еще держались хлопья розовой краски, а то, что некогда, наверное, было роскошной лужайкой, хранило очертания садов. Энни поднялась к двери по краю крыльца, чтобы прогнившие ступени не провалились под ее весом, и окружающая дом веранда приветствовала ее громким скрипом. Энни открыла тяжелую дубовую дверь и вошла в затененную прихожую.

      – Ау! – крикнула она в тишину.

      В переднем салоне с десятифутовыми потолками, каменным очагом и замусоренным полом дождь лил сквозь прорехи в крыше на широкие половицы, вскрывая секреты дома. Сырой воздух пах пеплом, плесенью и собаками, которые тут давно уже не жили. Обои на стенах – а кто-то любил этот дом, раз выбрал розовые с золотым цветы, – отошли, обнажая штукатурку и деревянные планки там, где висели давно пересохшие масляные светильники. В доме были комнаты, переходящие в другие комнаты, гардеробы на ржавых замках и туалеты со сливным рычагом на цепочке. Воду для них приходилось таскать ведрами из старого колодца во дворе.

      Из столовой Энни прошла в кухню, но не успела сделать и нескольких шагов по черно-белому плиточному полу, как ощутила чье-то присутствие. Сглотнув, она обернулась. За длинным столом в догорающем свете сидел мужчина. По темной кленовой столешнице перед ним были разбросаны печеньки из коробки «Butter Nutter»