Здравствуй, жизнь! или Записки прозрачного юноши. Владимир Владимирский

угнаться. Ах да простит меня Ваша Милость! Ваше творение – человек – чем не кузнечик?! Взлетает, скачет на лету, свиристит, как заводной, свою старую песенку. Добро бы прыгал себе в траве, ан нет – во всякую дрянь сует свой противный нос! – черт подпрыгнул слегка, показал, как тычется человек.

      Поднял взор свой Господь:

      – Всё? Нечего сказать тебе, кроме жалоб. Так ли плохо на Земле, как ты говоришь?

      – Так, – отвечал Мефистофель. – Плохо! Людям тяжко. Поддал бы им горя, да печалюсь.

      – А знаешь ли Фауста? – спросил

      Бог.

      – Доктора?

      – Слугу моего!

      Мефистофель завертелся на месте и завздыхал:

      – Еще бы не знать! Он служит Вам, но дивным манером! Такой, знаете ли, безумец! От земного ни сыт не бывает, ни пьян. Вечно тянется взглядом в дали. На Земле ему – счастье чтоб было до неба, а с неба – звезды ему стащи! Ничем не доволен – ни тем, что глаз видит, ни тем, что рука держит.

      Господь посмотрел на воинство свое, на Мефистофеля.

      – Да, есть пока в его служении путаница, но Я выведу его к свету. Садоводу знать, когда дереву зеленеть, когда цветом покрываться, а когда плодоносить, – сказал Господь Мефистофелю, но как бы и архангелам, которые напряженно вслушивались в разговор.

      – Что тут спорить! Спорить нечего!

      – задорно выкрикнул Мефистофель и зашептал, зашептал Господу на ухо, словно от архангелов можно было хоть что-нибудь скрыть. – Он потерян для Вас, потерян! Истинное слово! Вы только кивните, и я его на свою улочку переведу, в свой переулочек, да! Втихую, право слово! Втихую!

      – Пока Фауст на Земле жив, – твердо сказал Господь, – нет тебе на него запрета! – повернувшись к архангелам, добавил: – Не безгрешен стремящийся!

      И слова Господни отозвались громом.

      Мефистофель руками всплеснул, ножкой шаркнул – изобразил суету, и затрещал:

      – Примите благодарность мою, Ваша Милость! Устал я от мертвецов! То ли дело полненькие щечки! Разве с трупом сравнишь?! С живым человечком – как кошка с мышкой! – черт взвизгнул, прыгнул, ручки потер, и широко раскрыл, смеясь, красную пасть, будто язык архангелам показал.

      Возроптали ряды Божьего воинства, но поднял руку свою Господь, и сделалась тишина.

      – Фауста я оставляю тебе, – рука Господа опустилась, и дрожь прошла по лицам Божьих слуг. – Но да пригвоздит тебя позор, как только ты должен будешь признать, что и в темных стремлениях доброму человеку ведомы пути правые.