Фаетон. Книга 1. Тир. V. Speys

всем телом, трепетно осыпая поцелуями. Он чувствовал ее крепкую налитую девичью грудь сквозь ткань ночной рубашки, и брату становилось неловко. Его пугала мысль, что когда-ни будь он не выдержит и скажет ей обидное слово, которое лишит его, быть может, единственного близкого друга в целом свете. И приходилось терпеть, и он терпеливо переносил «телячьи» нежности. Омар тем временем очутился в своей комнате, если можно так назвать каморку с деревянной кроватью, занимавшей почти всю ее площадь. Единственное окно выходило во двор. Под окном стояла будка Марсельки, и верный пес часто будил Омара по утрам, лая до тех пор, пока его хозяин не высунет патлатую голову во двор. Мальчик повесил одежду на вешалку слева от двери. Затем вышел в ванную. Ванная если учесть только название, то все остальное, что в ней находилось, не имело отношения к помещению под этим названием. Тем не менее в ванной был умывальник, прибитый к стенке. Под ним стоял на табуретке огромный медный таз. Рядом с умывальником кадка с питьевой водой и тут же в углу ночное отхожее место в виде помойного ведра. Мальчик умылся, помыл ноги в тазу. Затем вытер полотенцем лицо и ноги. Остаток воды слил из таза в помойку. Закончив туалет, он ушел к себе. Как сладостно уложить тело в мягкую белоснежную постель, расправить руки и ноги и погрузиться в забытье. Побои отцовского ремня ныли, не давая лечь поудобнее, наконец, все куда- то провалилось, возникнув странной картиной безбрежного синего простора. «Как странно, почему небо перевернуто?» – Он подошел ближе и разглядел, что голубая синь – это огромное пространство воды с бегущими по нему волнами. Волны вдруг выросли, зашумели, превращаясь на глазах из синих в соломенные, цвета хлебного поля.

      «Да это же пшеница». – Шум усилился. Его вдруг подхватила хлебная волна, закружила и бросила наземь…

      – Омар! – послышался шепот девичьих губ. Мальчик открыл глаза. Рядом лежала Жаннет. Она ласково гладила его волосы, чуть касаясь длинными пальцами правой руки.

      – Какой ты стал уже большой. Скажи, а тебе не больно?

      – Нет, уже прошло.

      – А, знаешь, я бы не выдержала.

      – Ну ты же девчонка. – с мальчишеским достоинством обронил он. Она нежно прильнула к брату. Омар скривил было от побоев гримасу, но усилием над собой подавил боль. Неприязнь ласк побуждала оттолкнуть сестру, но он дал возможность излить прилив нежности. Она обняла его двумя руками, затем уснула. Он еще долго не засыпал. Когда сестра перестала шевелиться и углубилась в сон, он осторожно высвободился от объятий. Повернулся спиной и крепко заснул…

      – Омар, Жаннетта! – властным голосом звала седовласая Наа своих внучат, – Просыпайтесь. Сегодня мы едем в Нарфу. Что, забыли?!

      Жанетта была уже давно на ногах. Вертелась добрый час у большого зеркала, примеряя наряды. Сквозь стекла окон в большую комнату пробивался рассвет. Солнце еще не взошло. Поселок уже гудел. Во дворах слышны басовитые голоса хозяев. Ржали лошади, лаяли собаки. Приближался восход солнца, а с ним и день праздника Аукциона фермеров. Раз в год в Нарфе собирались скотоводы со всего Мира. С отдаленных