Кладбище для безумцев. Еще одна повесть о двух городах. Рэй Брэдбери

Студия платит мне баснословные деньги. Их звезды то и дело приходят с помятыми лицами после пьянки или пробивают лобовое стекло головой. На «Максимус» постоянно боятся, что я уйду. Чепуха! Я останусь. И буду молодеть с каждым годом, резать и подшивать, и снова подшивать, пока моя кожа не натянется так, что при каждой улыбке будут выскакивать глаза! Вот так! – Он показал. – Потому что я не могу вернуться назад. Ленин выставил меня из России.

      – Покойник вас выставил?

      Фриц Вонг наклонился и с немалым удовольствием прислушался к разговору.

      – Грок, – сказал он мягко, – объясни. Ленин с новым румянцем на щеках. Ленин с новенькими зубами, прячет во рту улыбку. Ленин с новыми, хрустальными, глазами под веками. Ленин удаляет себе родинки и подстригает козлиную бородку. Ленин, Ленин. Рассказывай.

      – Очень просто, – сказал Грок, – Ленин для них – святой чудотворец, бессмертный в своем хрустальном гробу. А Грок, кто он такой? Разве это Грок придал яркость его губам, свежесть его лицу? Нет! Ленин, даже умерший, сам становится все краше и краше! И что же? Грока в расход! И Грок бежал! И где теперь Грок? Падает наверх… вместе с вами.

      На другом конце длинного стола снова появился Док Филипс. Он не стал подходить ближе, однако резким кивком велел Гроку следовать за ним.

      Грок не спеша промокнул салфеткой тонкие ярко-розовые улыбающиеся губы, сделал еще один долгий глоток холодного молока, скрестил на тарелке нож и вилку и стал пробираться к выходу. Вдруг он остановился, задумался и сказал:

      – Нет, это не «Титаник», скорее Озимандия! – и выбежал вон.

      – И к чему, – помолчав, сказал Рой, – он болтал тут про всяких морских коров и столярное дело?

      – Он что надо, – отозвался Фриц Вонг. – Конрад Вейдт в миниатюре. Я задействую этого сукина сына в моем следующем фильме.

      – А при чем тут Озимандия? – спросил я.

      16

      Весь остаток дня Рой беспрестанно просовывал голову в дверь моего кабинета и показывал свои покрытые глиной руки.

      – Пусто! – кричал он. – Нет чудовища!

      Я выдергивал лист из пишущей машинки.

      – Пусто! Нет чудовища!

      Но наконец, к десяти вечера, Рой поехал вместе со мной в «Браун-дерби».

      По дороге я прочел вслух первую часть «Озимандии»:

      Я встретил путника; он шел из стран далеких

      И мне сказал: вдали, где вечность сторожит

      Пустыни тишину, среди песков глубоких

      Обломок статуи распавшейся лежит.

      Из полустертых черт сквозит надменный пламень –

      Желанье заставлять весь мир себе служить;

      Ваятель опытный вложил в бездушный камень

      Те страсти, что могли столетья пережить.

      По лицу Роя пробежали какие-то тени.

      – Читай дальше, – попросил он.

      Я прочел:

      И сохранил слова обломок изваянья:

      «Я – Озимандия, я – мощный царь царей!

      Взгляните на мои великие деянья,

      Владыки всех времен, всех стран и всех морей!»

      Кругом