Одной звезды я повторяю имя…. Иннокентий Анненский

– старый мудрец.

      По лицу его тяжко проходит

      Бороздой Вековая Мечта,

      И для мира немые уста

      Только бледной улыбкой поводит.

      Первый фортепьянный сонет

      Есть книга чудная, где с каждою страницей

      Галлюцинации таинственно свиты:

      Там полон старый сад луной и небылицей,

      Там клен бумажные заворожил листы,

      Там в очертаниях тревожной пустоты,

      Упившись чарами луны зеленолицей,

      Менады белою мятутся вереницей,

      И десять реет их по клавишам мечты.

      Но, изумрудами запястий залитая,

      Меня волнует дев мучительная стая:

      Кристально чистые так бешено горды.

      И я порвать хочу серебряные звенья…

      Но нет разлуки нам, ни мира, ни забвенья,

      И режут сердце мне их узкие следы…

      Villa nazionale

      Смычка заслушавшись, тоскливо

      Волна горит, а луч померк, —

      И в тени душные залива

      Вот-вот ворвется фейерверк.

      Но в мутном чаяньи испуга,

      В истоме прерванного сна,

      Не угадать Царице юга

      Тот миг шальной, когда она

      Развяжет, разоймет, расщиплет

      Золотоцветный свой букет

      И звезды робкие рассыплет

      Огнями дерзкими ракет.

<1890>

      Опять в дороге

      Когда высóко под дугою

      Звенело солнце для меня,

      Я жил унылою мечтою,

      Минуты светлые гоня…

      Они пугливо отлетали,

      Но вот прибился мой звонок:

      И где же вы, златые дали?

      В тумане – юг, погас восток…

      А там стена, к закату ближе,

      Такая страшная на взгляд…

      Она всё выше… Мы всё ниже…

      «Постой-ка, дядя!» – «Не велят».

      Конец осенней сказки

      Сонет

      Неустанно ночи длинной

      Сказка черная лилась,

      И багровый над долиной

      Загорелся поздно глаз;

      Видит: радуг паутина

      Почернела, порвалась,

      В малахиты только тина

      Пышно так разубралась.

      Видит: пар белесоватый

      И ползет, и вьется ватой,

      Да из черного куста

      Там и сям сочатся грозди

      И краснеют… точно гвозди

      После снятого Христа.

      Утро

      Эта ночь бесконечна была,

      Я не смел, я боялся уснуть:

      Два мучительно-черных крыла

      Тяжело мне ложились на грудь.

      На призывы ж тех крыльев в ответ

      Трепетал, замирая, птенец,

      И не знал я, придет ли рассвет

      Или это уж полный конец…

      О, смелее… Кошмар позади,

      Его страшное царство прошло;

      Вещих птиц на груди и в груди

      Отшумело до завтра крыло…

      Облака еще плачут, гудя,

      Но светлеет и нехотя тень,

      И банальный, за сетью дождя,

      Улыбнуться попробовал День.

      Ванька-ключник в тюрьме

      Крутясь-мутясь