Манон, танцовщица. Южный почтовый. Антуан де Сент-Экзюпери

ему сказали об опасности, сделав ее ощутимой, а его достойным знать о ней. Штатским обычно говорят: «опасности никакой». Пишон горд, что ему доверили тайну.

      – Впрочем, – прибавляет инструктор, – авиация – вещь не опасная.

* * *

      Все ждут Мортье. Бернис не спеша набивает трубку. Механик сидит на бидоне, подперев руками голову, и не без удивления наблюдает за своей левой ногой, которая отбивает такт.

      – Странное дело, Бернис, время словно застопорилось.

      Механик поднимает голову и видит, что горизонт уже заволокло туманной дымкой. Два-три дерева вдалеке видны пока отчетливо, но туман уже спеленал их понизу. Бернис стоит, по-прежнему опустив голову, и набивает трубку.

      – Да, остановилось, и мне это не нравится.

      У Мортье контрольный полет на диплом летчика, он давно должен прилететь.

      – Бернис, вы бы им позвонили…

      – Звонил уже. Он вылетел в четыре двадцать.

      – И с тех пор никаких известий?

      – Никаких.

      Полковник уходит.

      Бернис, уперев в бока руки, смотрит сердито на туман – раскинулся, будто сеть, и прижал, кто его знает где, ученика к земле. «А у Мортье никакого хладнокровия, и самолетом управляет кое-как, вот беда-то!»

      – Смотри-ка!..

      Нет, не то, едет какой-то автомобиль.

      «Мортье, если ты выберешься из тумана, я тебе обещаю… я… я тебя расцелую!»

      – Бернис! Тебя к телефону!

      – Алло! Что за идиот надумал снести крыши в Доназеле?

      – Этот идиот сейчас разобьется, оставьте его в покое, ругайте лучше туман!

      – Но… Неужели?

      – Отправляйтесь искать его с лестницей!

      Бернис вешает трубку. Мортье заблудился, пытается найти ориентир.

      Туман опускается толстым мягким пологом, теперь и в десяти метрах ничего не разглядишь.

      – Бегом в медицинскую часть за машиной «Скорой помощи». Если не будет здесь через пять минут, под арест на две недели!

      – Самолет!

      Все вскакивают. Ослепший самолет продирается к ним, их не видя. Полковник присоединяется к кучке смотрящих.

      – Господи! Господи! Господи! – машинально твердит он.

      Бернис шепчет про себя:

      – Выключи мотор, выключи, выключи… Прошу тебя, выключи мотор, выключи, выключи… Ты же обязательно врежешься!

      Мортье увидел препятствие лишь в десяти метрах от себя, но, что увидел, никто не узнает.

      Кто только не бежит к упавшему самолету. Солдаты – неожиданное событие сорвало их с места; унтер-офицеры, ревностные служаки; офицеры с огромным чувством неловкости. Дежурный офицер хоть ничего не видел, но объясняет, как все произошло, полковник наклонился ниже всех, он и тут «отец-командир».

      Пилота наконец вытащили из гондолы, он бледен до синевы, левый глаз у него выпучен, сломана челюсть. Его положили на траву, встали кружком.

      – Может, можно… – говорит полковник.

      – Может, можно… – повторяет лейтенант.

      Унтер-офицер расстегивает ворот на комбинезоне раненого, вреда