Короли грязи-с. Виктор Далёкий

у окна. Рядом с ним стоял официант.

      – Отар Генацвальевич сказал, чтобы вас обслужить, как следует… – сказал официант с грузинским акцентом. – Что хотите? Осетрина есть, черная икра есть…

      Берумногов по-деловому кивнул головой, что означало – неси все. Официант удалился.

      Неизвестный герой подошел ближе и сказал вежливо и даже чуть заискивающе:

      – Здравствуйте, Боян Мордасович! У меня для вас передача… Подарок от Новосумова-Захренбетского.

      Берумногов продолжал кушать холодные закуски. Затем спокойно поднял глаза на Веню и посмотрел на него строго, колюче и требовательно, как могут только высокопоставленные люди.

      – Сергея Львовича, – добавил неизвестный герой и поставил на стол принесенную сумку.

      Берумногов продолжал смотреть на подошедшего по-прежнему требовательно. Но тому больше положить на стол было нечего. Поэтому он учтиво кивнул, повернулся к выходу и удалился.

      «Использовали, как туалетную бумажку», – улыбнулся неизвестный герой, выходя из ресторана на Старом Арбате, и на губах его появилась едва заметная ироничная улыбка.

      Арбат продолжал жить своей прежней жизнью, которая началась с середины 80-х, с самого начала перестройки, когда он постепенно превратился в оазис проявления всех свобод. Его заполнили художники, которые продавали картины и рисовали шаржи. Здесь давали представления уличные артисты. Выступали самозваные ораторы, которые быстро становясь кумирами на короткий промежуток времени. Уличные поэты читали свои стихи, на стенах домов развешивали рукописные, машинописные стихи и продавали уникальные произведения по листочкам. Здесь же продавали свои опусы неизвестные писатели и юмористы. Мимо по тротуару быстро прошли облепленные паукастой свастикой адольфики. Бритоголовые нацисты и националисты всех мастей, пользуясь свободой слова, подняли головы, заявляя о своих предпочтениях и правах. На краю улицы под аркой стояли люди с кумачовым флагом. Они спорили с кучкой других людей из числа уличных оппонентов и ораторов. Чуть дальше на крашеном и запыленном заборе, обнесенном вокруг ремонтируемого дома, можно было прочитать написанное красной краской с помощью распыляющего баллончика: «Долой коммуняк». Здесь же ниже желтой краской было написано: «Демократы сволочи!» И чуть дальше на этом же заборе написанное от руки жирно, крупно и мелом: «Долой офигельщину». «Офигельщина» являлось остроумным новообразованием от слова «фиг» и фамилии действующего президента». Уличное творчество вызывало улыбку. И в следующее мгновение он улыбнулся еще шире и подумал о том, что, если все слова за правых и левых, сказанные в эфире, на улице, написанные в газетах, на стенах домов и заборах, сложить и привести к одному общему знаменателю, то они самоликвидируются и стены, а также заборы остались бы чистыми, а люди спокойными и дружелюбными. Он пошел мимо развалов и лотков с сувенирами, рябившими матрешками с лицами русских румяных красавиц и портретами нынешних и прошлых президентов и руководителей