Отец и сын. Юрий Павлович Вылегжанин

а кто же еще?

      – Теперь все притихнут – и Милославские, и Салтыковы, и прочие!

      – Притихнут-то притихнут, да не успокоятся. Смотреть за ними надо во все глаза…

      – Нет-нет, теперь все!

      – Воля твоя Государь, я тебе не судья, а все же – побыл бы ты в Москве еще…

      – Чего ради?

      – Слышал, стрельцы зело просились тебя поздравить…

      – Ну их к чертям!

      – Уважить бы надо…

      – Или ты боишься, дядя?

      – Боюсь…

      – А я – не боюсь! Я теперича никого не боюсь! И Патрика к столу позову! Царь я или не царь?

      – Царь, царь… И воля – твоя. А вот хорошо ли будет?

      – Хорошо, хорошо все будет. А то, видано ли дело – я, царь, а не могу, кого хочу к столу своему пригласить!

      – Он католик, Петруша…

      – И что с того, что католик? Он – добрый католик! И мне служит – не за страх, а за совесть! Побольше своих так бы служили, как этот чужой!

      – Ох, берегись, берегись, их, Петруша. Католики добрыми не бывают. Одни ляхи, вон, чего стоили нам!

      – На Смуту новую намекаешь? Так не будет её больше! А коли на Августа – так ведь он – не поляк, а немец природный, саксонский, лютеранин.

      – Ладно, ладно… А вот – покушай курятинки, знатная курятинка… У меня повар Герасим – сам знаешь, каков повар – кудесник, ей Богу!

      – Дядюшка, не хитри! Лучше ответь: потребны нам нынче иноземцы, ай нет? По правде полной ответствуй!

      – Потребны, потребны, Петруша. Ты – кушай курятинку-то, кушай!

      – Нас еще многому учить надобно! – распаляясь не на шутку и размахивая куриной косточкой, витийствовал Петр. – И ты мне, должен в этом всем первым помощником быть! Я думаю тебя головой Посольского приказу поставить… Что ты на сие скажешь?

      – Уж и не знаю, как ответить… Служить тебе рад. За честь великую почту. Однако, смогу ли, не знаю. Чтобы в Посольском приказе дела вершить, надобно иноземные дела – как они суть – ведать доподлинно. А я – что? Иноземных дел не ведаю, языков – тоже… разве… разве что по-польску, але добже не вем. Одно обещаю: дело свое править стану по совести.

      – Что только от тебя и надобно! В самом-то приказе у нас людей, кои добре иноземные дела ведают, хотя и нехватка, но имеются. А на голову – свой человек нужен. Разумеешь?

      – Вестимо, разумею.

      – Я чаю, иноземцы честные нам ныне потребны, как николи еще не бывали. Все будем менять. И не мы – так дети наши вкусят от перемен полной мерою. И сын мой, который вечор только народился и свет Божий увидал, – лучше отца своего , – меня, то есть, будет. За границу его отправлю. Тамошнюю науку превзойдет. Языки будет ведать. И не токмо латынь или твой польский, но германский и французский… Веришь ли сему? – весело спросил дядю Петр. – Дядюшка от души рассмеялся.

      – Что? Что? – наседал племянник, немедленно начиная обижаться.

      Лев Кириллович отлично знал неровный нрав любимого племянника и поэтому постарался ответить так, чтобы не дать особенно распуститься