Мама, я здесь и с тобой! Невыдуманная история мамы. Людмилла Лютц

ДЕТЕЙ, ПОСВЯЩАЕТСЯ…

      История о том, как мать боролась за жизнь сына. И хотя диагноз врачей был неумолим: «Ваш мальчик проживёт не более восемнадцати лет», женщине удалось продлить жизнь сына на десять лет…

      «Ты можешь плакать, сожалея о том, что я ушёл,

      или ты можешь смеяться и радоваться тому,

      что я жил и был в твоей жизни…

      Ты можешь закрыть свои глаза и просить,

      чтобы я снова вернулся,

      или ты можешь их открыть и видеть всё то,

      что я тебе оставил:

      всю твою жизнь для других…

      Твоё сердце может быть опустошённым,

      потому что ты меня не можешь больше видеть,

      но оно может также быть наполненным любовью,

      которую я имел для тебя в моём сердце…

      Ты можешь постоянно думать о том, что я ушёл,

      или ты можешь носить меня в своём сердце

      и тем самым продлить мою жизнь…

      Ты можешь плакать и чувствовать себя опустошённой,

      или ты можешь делать то, что я от тебя ожидаю:

      ЧТОБЫ ТЫ ОТКРЫЛА СВОИ ГЛАЗА, ЖИЛА, СМЕЯЛАСЬ,

      ШЛА ДАЛЬШЕ И ДАРИЛА ЛЮДЯМ СВОЮ ЛЮБОВЬ…»

      МАМА

      Боже, как давно всё это было! Много-много лет назад. Но ничего не стёрлось из памяти. Не зря говорят, что время залечивает раны. Но только залечивает, а рубцы и шрамы от глубоких ран остаются и всю оставшуюся жизнь напоминают о той боли, которую когда-то пришлось пережить…

      1978 год. Конец октября. Москва.

      Мне было 22 года, и я ждала своего первенца.

      Схватки начались в пятницу рано утром. Мама отвела меня в женскую консультацию, и моя врач предложила мне лечь в родильный дом. Так я и сделала. Схватки были нечастыми, но очень болезненными. И только в субботу вечером началось…

      Сестричка привезла в палату каталку, помогла мне на неё забраться и повезла в родильное отделение. Там я перебралась на родильное кресло.

      Дежурная врач, молодая женщина лет тридцати, осмотрела меня.

      «Шейка матки раскрыта на четыре пальца,» сообщила она акушерке. «Но будет нелегко. У ребёнка ягодичное пред лежание.»

      На тот момент мне было абсолютно всё равно. Схватки стали невыносимыми. Я стонала от боли, но не кричала, нет. Потому что знала, что когда женщина кричит, она выдыхает из себя воздух, и ребёнок может задохнуться.

      «Дыши! Дыши!» командовала врач. «Стоп! Пауза. И теперь тужься изо всех сил! Тужься! Тужься!» кричала она. «Нечего отдыхать! Не на курорте! Вот и ножки показались… Мальчик…»

      «Слава богу,» думала я. «Хоть что-то происходит…»

      «Туловище застряло,» комментировала врач. «Ножки синеют. Ребёнок может задохнуться. Надо резать. Приготовьте ножницы.»

      «Господи! Да делайте, что хотите, лишь бы мой ребёнок был жив!» неслось у меня в мозгу.

      И вдруг я услышала звук… Боли не чувствовала, нет. Только очень неприятный звук…

      «Чёрт! Ножницы тупые!» сетовала врач, разрезая мою промежность, как кусок мяса.

      Наконец-то моего мальчика из меня вытащили. Показали мне его мельком и, странно шушукаясь, куда-то унесли. Вероятно, на осмотр.

      Потом накладывали мне швы. Семнадцать внутренних и пять наружных. Больше ничего не помню. Очнулась утром в палате.

      «Эй, просыпайся!» будила меня за плечо соседка. «Сейчас малышей принесут кормить.»

      Я осмотрелась. Со мной в палате были ещё три женщины. Они готовили груди к кормлению.

      Из коридора послышался детский плач, дверь распахнулась, и сестричка привезла на каталке крохотные свёрточки и раздала их женщинам. Всем, кроме меня…

      Свёрточки разом замолчали. Слышалось только чмоканье.

      «А где мой сын?» спросила я у сестрички.

      «Чуть позже к вам придёт детский врач, и всё объяснит,» ответила она.

      Я отвернулась к стене, чтобы не видеть счастливых лиц кормящих мамочек…

      «Ну почему у меня всё не как у людей?» думала я, вспоминая свою жизнь почти от самого рождения.

      Я родилась в Новосибирске, в пятидесятых годах прошлого века. Там, куда были сосланы во время войны моя бабушка, её дочь Нелли, моя будущая мама, и её сын Виктор. Они были немцами с Украины и поэтому находились под комендатурой, то есть должны были каждую неделю отмечаться в милиции. На этих «отметках» бабушка познакомилась с ссыльной женщиной из Латвии. Дело в том, что латыши лютеранского вероисповедания как и моя бабушка. Они подружились. Когда комендатура закончилась, и всем выдали паспорта, бабушка переехала жить в Латвию, в прекрасный город Юрмала.

      Через три года у меня родился братик Антон. А ещё через три года мама в возрасте тридцати лет очень серьёзно заболела. Настолько серьёзно, что мой отец написал