Рожь во спасение. Миша Сланцев

клерк в региональном министерстве образования. Женский коллектив, состоящий из дам не первой свежести, но исключительной ядовитости. Это увядание было не скрыть ни духами, ни туманами, ни макияжем, ни – о, ужас, на себе не показывай, – уколами гиалуронкой. Это ещё не самое тошнотворное слово, которое Клочков узнал за пять лет работы в гадюшнике, который официально именовался «управлением по надзору и контролю в сфере образования». Часто гадюшник плавно трансформировался в курятник, галдящий, причитающий и охающий. Но самый частый образ места работы Клочкова, который приходил ему на ум, – большущая многоэтажная конура для собак. Увы, Павел Петрович по скромности характера не хотел быть ни укротителем змей, ни петухом, руководителем куриц, ни директором мегаконуры. Но природная робость и боязнь перемен не позволяли ему сменить род деятельности и даже её вид. Поэтому изо дня в день, из года в год он ездил в своё управление, которое непонятно чем управляло, в царство злобной женской энергетики и бесконечных отчётов, сведений, цифири. Вот и сегодня…

      «Понятно, почему завидуют, – размышлял Клочков. – Потому что этот жирный котяра только спит и жрёт, жрёт и спит. Ладно в лоток аккуратно ходит, хотя, если вовремя за ним не убрать, может и не в лоток, были прецеденты. Сложно встретить совсем „беспрецедентного“ кота, который бы сам ходил в унитаз и пах фиалками. А жрачку ему особую подавай: спецкорм в пакетиках – „с курицей“, „с уткой“, „с кроликом“. Неужели для этих питомцев специально кроликов забивают? Или уток разводят? Что-то не верится. А от нормальной, „человеческой“, еды он нос воротит, только специальную, в гранулах, подавай ему! Это самый вкус, самый смак – точно туда подмешивают что-нибудь, какие-нибудь кошачьи наркотики. Ведь наверняка оборот наркотиков для котов никак не регулируется, а они только мяукают да кайфуют от своего корма. И попробуй не дай ему – будет орать благим кошачьим матом, всю душу вывернет, так что все дела бросишь и поплетёшься в магазин. Сколько только на корм за эти годы денег набежало, то есть убежало, можно было бы за границу съездить… Вот это жизнь! И все умиляются: какой он у вас толстый!».

      Ну, да, видимо, в этом смысл существования котяры – быть упитанным. Недаром он с гордостью и даже с превосходством (да что с превосходством, – с презрением к окружающим) носит своё имя, данное четыре года назад женой Павла Петровича Ирой, – Батон. Цветом Батон был чёрен, как южная ночь, поэтому иногда это животное именовалось Батоном Чёрного. Не булгаковский Бегемот, конечно, не сказочный Кот Баюн, тут всё реально, буднично и повседневно, никакого волшебства – кормёжка, сон, кино (наблюдение с подоконника за воробьями, голубями или воронами, в зависимости от жанра заоконного «фильма»), посещение лотка, громко, чтобы все домочадцы слышали, – и так по кругу. И вот что Клочкова удивляло: по всем признакам, такая жизнь полностью устраивала Батон Батоныча (ясно, что его родители тоже были толстые и не утруждали себя охотой за мышами