Девушка с жемчужной сережкой. Трейси Шевалье

вела под пол.

      – Здесь ты будешь спать, – объявила она. – Брось вниз свои вещи – разберешься с ними потом.

      Я неохотно бросила узелок в темную яму, вспомнив при этом, как мы с Франсом и Агнесой бросали камушки в канал в надежде разбудить таящихся там чудовищ. Узелок с глухим стуком упал на земляной пол. У меня было такое чувство, будто я – яблоня, с которой упало драгоценное для нее яблоко.

      Затем мы с Таннеке опять пошли по коридору, куда выходили двери всех комнат, которых было гораздо больше, чем у нас дома. Рядом с «комнатой с распятием», где сидела Мария Тинс, находилась комната поменьше, там стояли детские кровати, ночные горшки, маленькие стулья и столик, загроможденный чашками и тарелками, подсвечниками, щипцами для снятия нагара со свечей, и без всякого порядка валялась детская одежда.

      – Здесь спят девочки, – пробормотала Таннеке, видимо, немного устыдившись открывшегося мне беспорядка.

      Она пошла дальше по коридору и открыла дверь в большую комнату. В окна здесь лился свет с улицы, падая на красную и белую плитку на полу.

      – Большая зала, – проговорила Таннеке. – Тут спят господин с госпожой.

      Постель была завешена зеленым шелковым пологом. В комнате была и другая мебель – большой шкаф, инкрустированный черным деревом, пододвинутый к окнам стол из белого дерева и расположенные вокруг него кожаные стулья. И опять меня поразило множество картин. Я насчитала девятнадцать. Большинство были, видимо, портретами членов обеих семей. Еще была картина, изображавшая Деву Марию, и другая, на которой один из трех царей поклонялся младенцу Иисусу. Я с какой-то неловкостью смотрела на обе картины.

      – Теперь пошли наверх, – сказала Таннеке и, приложив к губам палец, стала подниматься по крутой лестнице.

      Я старалась ступать совсем неслышно. Поднявшись на площадку, я увидела закрытую дверь. За ней царила тишина. Значит, он там.

      Я стояла, глядя на дверь и не смея шевельнуться – вдруг он сейчас выйдет?

      Таннеке наклонилась ко мне и прошептала на ухо:

      – Здесь ты будешь убираться. Молодая госпожа объяснит тебе как. А здесь, – она показала на несколько дверей, ведущих на заднюю половину дома, – комнаты моей хозяйки. Там разрешается убираться только мне.

      Мы тихонько спустились вниз. Заведя меня в прачечную, Таннеке сказала:

      – Ты будешь стирать белье для всей семьи.

      Она кивнула на большую кучу грязного белья. Надо же столько скопить! С этим быстро не управишься.

      – В кухне есть бочка с водой, но для стирки будешь приносить воду из канала – она здесь достаточно чистая.

      – Таннеке, – тихим голосом спросила я, – неужели ты все это делала одна – и готовила, и убиралась, и стирала белье на весь дом?

      Как оказалось, я выбрала правильный тон.

      – Еще и за продуктами иногда ходила, – ответила Таннеке, раздуваясь от гордости за свое прилежание. – Конечно, за продуктами в основном ходит молодая госпожа, но она, когда беременна, не может выносить запаха сырого мяса или рыбы. А беременна она, –