Красный Жук. Евгений Викторович Сурмин

Хорошая физическая форма и стальная воля. Что ещё? Воевал в финскую, отморозил пальцы, но остался в строю. Звание… Майор? Полковник?.. По должности скорее второе, а по годам первое, поди разбери. Награды? Ну, наград, наверно, не меньше, чем у капитана будет, или больше. Впрочем, какая разница, главным в Командире было другое. Командир, если можно так сказать, отличался от всех прошлых командиров Ивана. Вон, например, практически не упоминается Коммунистическая партия и товарищ Сталин и их главенствующая роль в победе…

      Иван задумался. Роль товарища Сталина в колониальных захватах Португалии или, например, в оккупации французами Рурской области как бы неочевидна. И вообще. Комсомолец Жуков резко оборвал свои размышления, решив, что такие мысли не сержантского ума дело, этак они и до троцкизма довести могут. Про безоговорочное преимущество Красной Армии под руководством Партии Ленина и лично товарища Сталина он же не сам придумал, это слова товарища Ворошилова.

      Не думать получалось плохо. Авторитет товарища Ворошилова непререкаем, но и против фактов не попрёшь. Разрозненные факты о Германии, сложившиеся в голове Ивана в цельную картину, просто кричали о сильном противнике. Может быть, понимать Командира следует так, что врага разобьём на его территории, но победа дастся нелегко и потери будут немалыми? Потом, это же не в тесном кругу сказано, не после стакана настоянного на хрене самогона. Значит, это официальная позиция Генштаба?

      Окончательно запутавшись, сержант Жуков смог сделать лишь один вывод: Командир с говорящим позывным "Белый Медведь" не боится ни бога, ни чёрта. А знает побольше многих со звёздами на петлицах. И сейчас, опять же, если почти все командиры, с которыми пришлось столкнуться сержанту за годы службы, как бы снисходили до младших по званию, общаясь по типу «твоё дело приказы исполнять, а думать я буду», то Командир, наоборот, тянул их вверх, поднимая до своего уровня. Трудно передаваемое словами, это ощущение сопричастности и боевого братства, появившееся ещё той незабываемой ночью, крепло, вызывая одно желание: ни при каких обстоятельствах не подвести боевых товарищей.