Секс в браке. Елена Ровинская

я тебе намекну сейчас. Словами. Все, дорогая, хватит. Не можешь по-хорошему, будет по-плохому. Хер ты будешь там жить одна. Хочешь работать – будешь просыпаться пораньше. Не хочешь, блядь, тогда плети макраме! Захочешь поразвлечься, будешь ходить со мной. В «Шанхай»! Не хочешь в «Шанхай», будешь дома сидеть. А дружить отныне будешь с легализованными блядями – женами моих пацанов. Вплоть до Ирки, если понадобится? Понятно?! Увижу рядом с тобой Попову, прибью.

      – У меня с ней в этом плане все кончено!

      Димин взгляд был подобен молнии.

      – Ах, да. Забыл… Она же спит с Кротким.

      Я дрогнула. Я всякий раз вздрагивала.

      Какая девушка спокойно уснет, узнав, что бывший не распался на атомы, узнав о ее замужестве? Что вместо того, чтобы расплакаться и убежать в монастырь, он преспокойно трахается с другой? Получше.

      Это помогло мне взять себя в руки.

      – Какая знакомая песня. Только раньше, вместо «Кроткий» там всегда было «Кан». Он тебе на свадьбу текст подарил?

      Дима сузил глаза и раздул ноздри. Грудь напряглась и расправилась, став еще шире.

      – Мое терпение, – сказал он на выдохе, – велико, но не безгранично.

      Джип дернулся, меня вжало в кресло.

      – О, – сказала я ровно. – Слава богу. Я думала, тебя подменили эльфы!

      «Старые обиды».

      Сидя у туалетного столика в супружеской спальне, я бездумно и резко расчесывала волосы, не чувствуя боли. А Дима расхаживал взад-вперед за моей спиной. Вдоль нашего супружеского ложа. Брошенные им подушка и одеяло валялись у двери, как тела убитых охранников.

      – Я не могу читать твои мысли! – драматически восклицала я.

      Кан корчился, словно ходил по углям. Мы оба помнили, ни на секунду не забывали про то, что в доме полно посторонних. И все они сейчас навострили уши в едином порыве не пропустить ни слова. Мне мерещилось, я слышу, как по стенам скребут приложенные к ушам стаканы.

      Хотя, возможно, я просто льстила себе и все давно спали.

      – Мысли? – тем временем изощрялся Дима. – Да ты даже прямую речь не распознаешь!

      – Когда ты, в последний раз, говорил со мной прямой речью? Только что, в машине, орал, что я не уделяю тебе внимания. Я решила, это прямая речь. И кто сейчас не хочет трахаться? А? Кто?!

      – Мне не нужен секс из жалости, ясно?

      – Какая жалость?!! – заорала я одними губами и не удовлетворившись расческой, вцепилась в свои волосы пальцами. – Ты что, больной?! Ты себя в зеркало видел? Ты, блядь, отражаешься в зеркалах? Если нет, то найми, блядь, художника!

      Наставив на меня указательный палец, Кан сказал всего одно слово:

      – Заткнись!

      И замер, прислушиваясь.

      Джипы уже не взрывались. Реальные «пацаны» застраивали страну церквями и верили "по понятиям", как и жили. Но изменилась лишь видимость. Мужик, что не мог поставить на место собственную бабу – больше был не мужик.

      Я замолчала, нервно закусив прядь волос.

      – Прекрати это, – приказал Дима. – Иначе я тебя опять на принудительное