Сонаты без нот. Игры слов и смыслов в книге М. Цветаевой «После России». Елена Айзенштейн

и воин.

      5) Сивилла: не помнящая (себя)

      6) Сивилла: не помнящая (других) Вас много…

      7) Старая сивилла (честь)

      8) Сивилла и отрок (другой)

      9) Последняя встреча.

      …………………………….

      Голос и кость.

      [102: РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 7, л. 8. Весной 1923 года Цветаева вновь вернется к этому замыслу. См. материалы в СВТ, с. 174—175.]

      Предсказания Сивиллы, по легенде, были записаны на пальмовых листьях и составили девять Сивиллиных книг. У Цветаевой это соответствует девяти пунктам плана произведения о Сивилле. Продолжением темы Сивиллы звучит стихотворение следующего дня, где Цветаева отождествляет себя с каменной глыбой, точно с Каменным Ангелом, живущим «с веком порвав родство». Закаменелость, статуарность – символ безжизненности, устремленности ввысь:

      Каменной глыбой серой,

      С веком порвав родство.

      Тело твое – пещера

      Голоса твоего.

      Недрами – в ночь, сквозь слепость

      Век, слепотой бойниц.

      Глухонемая крепость

      Над пестротою жниц.

      Свою увлеченность Пастернаком Цветаева дает через образ Сивиллы – глухонемой крепости, таящей в недрах души своего бога, противостоящей «жницам», живущим рожью, хлебом поэтических строк. Сивилла, укрытая от жизни лирикой, словно плащом, видит «в прозорливых тьмах», внутренним оком. Ее любовь – любовь царицы к царю, равной к равному. Лирика – лишь обломки прекрасных царств души, сказавшихся в слове, «прах» того, что жаждет выражения. В одном из первоначальных вариантов «Каменной глыбой серой…» оканчивалось следующими стихами:

      Горе горе! Как стольким

      Встав, созерцать в веках

      Глиняные осколки

      Царств и дорожный прах

      Битв… ибо веком сглазив

      Вечным – навек взошел

      В тело (столбняк и кладезь)

      Фебовой флейты ствол.

[103: РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 7, л. 8. Именно под этими стихами автором проставлена дата 6 го августа 1922 года.]

      Возникает картина метафорического певучего вечнозеленого дерева, растущего на вершине горы. В этом финальном образе происходит слияние Сивиллы и Феба, срастание двоих в едином образе флейты – музыкального голоса Сивиллы, обреченной на вечное пение. В окончательном тексте стихотворение заканчивалось иначе:

      Горе горе! Под толщей

      Век, в прозорливых тьмах —

      Глиняные осколки

      Царств и дорожный прах

      Битв….

[104: РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 7, л. 9.]

      Горе «горы», цветаевское горе в том, что ее стихи – такие же глиняные, сердечные черепки. Цветаева застыла в столбняке восторга, закаменела от открывшихся ей звуков волшебной флейты Пастернака. Любовь к гению-поэту – «кладезь», и расходовать ее можно вечно.

      Глава восьмая.

      «В голосовом луче»

      По-видимому, еще в Берлине Цветаева прочла раннюю лирику Пастернака. Не знаем, прочла ли «Близнец в тучах» (1914), но «Поверх барьеров» (1917) вероятнее всего. Уже в примечании к статье «Световой ливень», ошибочно назвав