Иметь и не потерять. Лев Трутнев

нам за него дела решать, придет время – сам определится.

      Иван поглядел в окошко – на улице было еще так темно, что стекла казались заклеенными снаружи плотной черной тканью.

      – Ну, уж если Володька побежит из деревни, ко мне переберешься, – в душе у него как бы прозвучал отголосок на жалобу матери о скучном одиночестве.

      Дарье его заявление что бальзам на душу.

      – Спасибо, сынок, спасибо, но не будем гадать раньше времени. Поживем – увидим. Давай вот чайку согрею, почаевничаем.

      – Не надо, не ко времени. Тебе вот, может, еще чего сделать? Воды натаскать или кормов скотине?

      – Скажешь ты, Ваня, что ж я, по-твоему, не в состоянии воды принести или сена корове подкинуть? Силы у меня еще хватит на это.

      Иван поднялся, одной рукой обнял мать за плечи.

      – Да ты у нас еще крепенькая.

      Дарья почувствовала, как напряглись мышцы тяжелой сыновьей руки, и затихла. Ей была приятна его грубоватая мужская ласка.

      – Ну тогда я пойду, мам, подремлю еще пару часиков да на работу.

      – Иди, иди, сынок. Прости, что я тебя разбудила, не дала понежиться…

* * *

      Когда Иван ушел, Дарья, решив больше не спать, стала прибираться в избе. Все равно до утра оставалось немного. Она навела порядок в кутке, протерла пол и решила затопить большую печку. Лучины, приготовленные с вечера, вспыхнули, как порох, и на нижних поленьях, уложенных на поду, сразу закрутилась в трубочки береста, слегка потрескивая, и пламя охватило дрова, реденький дымок потянулся к дымоходу.

      Дарья поглядела, как разгорается печка, и сунулась под лавку за ведром, чтобы набрать в подполе картошки. В этот момент и раздался стук в наружные двери. Дарья прислушалась – не показалось ли, но стук повторился. «Иван, что ли, вернулся? Так он знает, как открываются снаружи сенцы». Сердце у нее екнуло и замерло. Дарья, не одеваясь, приоткрыла дверь в избу, помедлила, слушая. И вновь с улицы постучали, громче, настойчивее. Так не стучал никто из ее знакомых.

      – Кто там? – спросила она, волнуясь.

      – Открой, мама, – раздался негромкий голос, и у Дарьи чуть не подкосились ноги. Хотя и несколько иным был этот голос, но она бы узнала его из тысячи.

      Дарья кинулась в сени, отбросила задвижку, и дверь распахнулась. Перед ней, весь белый, как снеговик, стоял Володька, совсем взрослый.

      – Сынок! – Дарья едва не упала, хватаясь за обшлага его бушлата, и Володька подхватил ее под руки, робко вталкивая в тепло.

      Дарья потянулась к его влажной щеке.

      – Откуда ты в такую пору? – справляясь с волнением, спросила она, когда и Володька ткнулся холодными губами куда-то ей под ухо.

      – Со станции, мам, со станции.

      – И все пешком?

      – На автобус опоздал, а попутных машин не было.

      Дарья широко распахнула двери.

      – Ну проходи, сынок, проходи. Радость-то какая! Даже сердце от нее зашлось!

      Володька чуть-чуть задержался, оглядывая избу, и снял рюкзак.

      – Ну, как вы тут?

      – Да живем помаленьку. Все живы – здоровы. – Дарья начала