Девушка сбитого летчика. Инна Бачинская

заниженная самооценка, – разоблачает мои мысли Баська. – Подумаешь, командир корабля! Мы тоже девушки хоть куда. Сам с усам. Давай за нас!

      – Подожди! – восклицаю я. – Знаю!

      Я срываюсь и бегу в кабинет отца – комнату, полную книг по медицине, семейных альбомов и постеров на медицинские темы – учебных пособий. Снимаю с полки синий плюшевый альбом с серебряными застежками, подарок тети Аички. У нее такой же, только бордовый. В отличие от меня, она держит его на виду, на журнальном столике, и на нем нет пыли. Пролистываю весь, в самом конце натыкаюсь на небольшую любительскую черно-белую фотографию: мои родители, величественная тетя Ая, Лелечка с выпученными глазами, строгая Амалия, незнакомая красивая молодая женщина с локонами, рядом с ней – мальчик. И я сбоку: скривилась, растрепанная, воротничок перекошен. Несу альбом Баське.

      – Вот! В бабочке!

      Она восклицает разочарованно:

      – Но он же здесь совсем маленький!

      Я фыркаю:

      – Это было тридцать лет назад!

      Она наклоняется над фотографией, кажется, даже нюхает.

      – Похож на хомяка, посмотри, какие щеки. И бабочка! Представляешь, он уже тогда носил бабочку. Ябеда!

      – Ябеда?

      – Ну, морда как у ябеды-отличника. Я уверена, учителя его просто обожали!

      – Он сказал, что терпеть ее не мог, но мама заставляла. Аичка так и сказала: хороший немецкий мальчик.

      – Он что, немец?

      – Биллер? А кто он, по-твоему?

      – Ну… мало ли!

      – У них немецкие корни. Амалия – его тетка.

      – Амалия? Твоя Белая крыса? – поразилась Баська.

      – Она тоже Биллер. Я тебе сто раз говорила!

      – Ну… может, и говорила. А это что за чучело с краю?

      Я молча отнимаю у нее альбом, захлопываю, сую под диванную подушку.

      – Давай за любовь, – предлагает Баська. – Ты сейчас выглядишь намного лучше, честное слово!

      Потом закончилась наливка, и мы пошли спать. Я – в спальню, Баська осталась на диване. Уснула я мгновенно, как провалилась. И мне приснился серебряный самолетик, который настырно звенел, танцуя в голубом сияющем небе.

      Оказалось, звенел ни свет ни заря не самолетик, а телефон. Лелечка! Я услышала в трубке ее возбужденный шепот:

      – Анечка! Это ты? Анечка, это такой мальчик! Такой мальчик! Чудо, а не мальчик! – Она даже застонала от восторга. – Он проводил тебя, вернулся и вымыл посуду и все время расспрашивал о тебе. Он не женат, представляешь? Был когда-то, но развелся, вернее, она его бросила, потому что он летал и его никогда не было дома. И с тех пор он один, бедняжка. А манеры! – Лелечка снова застонала. – Как он тебе? Даже Аичка… ты ведь знаешь, какая наша Аичка требовательная… даже она очарована! У нее такое настроение прямо с утра! Ходит, напевает. Он попросил твой телефончик, будет звонить. Он прекрасно помнит тебя, помнит, как ты разбила Аичкину любимую вазочку, хрустальную ладью, представляешь? Говорит, очень живая была девочка, Амалия много о ней рассказывала. (Я хмыкнула – представляю себе!) И вообще, он все время спрашивает о тебе, интересовался, замужем ты или нет, есть ли у тебя мальчик,