Колдовской мир. Год Единорога. Андрэ Нортон

за нами.

      Херрел спрыгнул на землю. Он поднял голову, но выражение его лица, скрытого тенью серебряной кошки на шлеме, я прочесть не могла.

      – Уезжай!

      Он опустился на одно колено и принялся ощупывать ноги коня над копытами. Вдруг пальцы его застыли, тело напряглось.

      – Что происходит? – снова спросила я.

      И в тот ж момент раздалось пение – оглушающее, заунывное, пронзительное пение. Конь Херрела заржал и вскинулся на дыбы, отбросив Херрела мощным ударом копыт.

      Моя кобыла, точно обезумев, пустилась в бешеный галоп. Я схватилась за поводья и, призвав на помощь всю свою волю, мысленно приказала лошади остановиться. Тщетно. Тогда я вцепилась ей в гриву, прижалась к шее и тут же почувствовала жжение на груди, словно в кожу мне впился раскаленный уголек. Мой амулет! Я нащупала мешочек, дернула его несколько раз, пытаясь разорвать шнурок, и, когда мне это удалось, прижала амулет к потной лошадиной шее. Что побудило поступить меня так, а не иначе – объяснить этого я не могла. Как и все свои поступки, совершенные за последние несколько дней.

      Дикое ржание, напоминавшее скорее полный ужаса женский крик, тут же прекратилось, кобыла замедлила шаг и, повинуясь наконец моей воле, развернулась и поскакала назад. Наших лошадей напугала не какая-то непостижимая шутка природы, а чье-то намеренное воздействие, это было ясно как день.

      Я боялась, что заплутаю среди этих одинаковых скал, но все равно подгоняла кобылу вперед, прижимая к взмокшей от пота шкуре амулет. Я чувствовала, как животное сотрясает дрожь; сам воздух будто сгустился и стал омерзительно липким от страха.

      Вдруг позади я услышала топот копыт, и пару мгновений спустя со мной поравнялся Халс. Плащ за его спиной хлопал на ветру, в глазах горел огонь – такой же, как и в глазах медведя на его шлеме. Он наклонился, намереваясь схватить мои поводья. Я попыталась отбросить его руку, при этом амулет, зажатый в моих пальцах, задел его обнаженное запястье.

      Халс взревел от боли, как будто его стегнули по руке хлыстом. Его лошадь, громко заржав, отпрянула, и он отстал от меня. Я же, понукая кобылу, помчалась туда, где в последний раз видела Херрела.

      Конь его, расставив ноги и опустив морду до самой земли, стоял на том же месте. Когда я приблизилась, он задрожал и дернулся в сторону, однако убегать не стал. А за ним, на выступе скалы, лежало существо, представшее передо мной сегодня ночью в лунном свете.

      «Это человек, человек!» – кричал мой разум, сражаясь с нахлынувшим страхом, однако на сей раз рассеять иллюзию ему не удалось.

      Громадная кошка меня даже не заметила. Взгляд горящих зеленых глаз был устремлен на склон, над головой плясали язычки бледно-зеленого пламени.

      – Херрел!

      Забыв о всякой осторожности и желая лишь одного – вновь видеть перед собой мужчину, а не зверя, я соскользнула с седла и бросилась к скале. Кошка, заслышав мой голос, спрыгнула со скалы, перемахнув через парализованного страхом коня.

      Шерсть на ее спине встала дыбом, уши прижались к голове, хвост неистово молотил по земле. Не отрывая взгляда